НОВГОРОДский прект - (1812)
Подборка материалов: А.Н. Одинокова - члена Новгородского общества любителей древности.

Божиею милостию мы, Александр I, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие великой сей державы. Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ее и благоденствие. С лукавством в сердце и лестию в устах несет он вечные для нее цепи и оковы. Мы, призвав на помощь бога, поставляем в преграду ему войска наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его, и то, что останется неистребленного, согнать с лица земли нашей. Мы полагаем на силу и крепость их твердую надежду; но не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против нее бодрствования. Сего ради, при всей твердой надежде на храброе наше воинство, полагаем мы за необходимо-нужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех.
Мы уже воззвали к первопрестольному граду нашему - Москве, а ныне взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским, приглашая их вместе с нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина.
Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют.
Для первоначального составления предназначаемых сил предоставляется во всех губерниях дворянству сводить поставляемых ими для защиты отечества людей, избирая из среды самих себя начальника над оными, и давая о числе их знать в Москву, где избран будет главный над всеми предводитель.

Источник: ПСЗ. Т. XXXII. № 25176. С. 388.

ИСТОЧНИК: личная библиотека. Экземпляр «М.К.»
НАПОЛЕОН в РОССИИ в 1812 г.
Очерк истории Отечественной войны, составленный
по официальным документам, мемуарам, запискам, характеристикам и проч.
Издание А.А. Каспари
СПб. 1911 г.
С. 174.

ГЛАВА XI. Ополчение.

Начало того громадного общественного движения, того громадного подъема, результатом которого явилось русское народное ополчение 1812 г., было положено императором Александром 6-го июля, при подписании им манифеста о всенародном ополчении (1)
Совет озаботился тем, чтобы этот манифест был разослан повсюду возможно скорее через нарочных курьеров. Синод разослал по всем подведомственным местам и ко всем высший, духовным лица распоряжения о «споспешествовании общему делу» Местные власти принялись тотчас же за дело; словом все захлопотали с редкими рвением и единодушием.

Общество также с редким единодушием пошло навстречу правительству. И этот общий патриотический подъем быль настолько велик, что сразу пришлось умерять его. Было признано вполне достаточным произвести набор ополчения не по всей России, а лишь в семнадцати губерниях.

Для главного управления делами по ополчению был организован особый комитета, состоявший из трех членов: Аракчеева, Балашева и Шишкова. Среди массы распоряжений, который сделал этот комитет (от Высочайшего имени), трудно найти какие либо представляющие особенный интерес или особенную важность. Однако Михайловский-Данилевский находит возможным выделить; ряд распоряжений, называя их „более замечательными". Это – распоряжения, во-первых, о предложении дворянству губерний, не вошедших в состав ополчения, вступать в ополчение других губерний; во-вторых, об отпуске продовольствия для ратников, во всех губерниях равномерно, на три месяца; в третьих, о разрешении министрам увольнять чиновников на вступление в ополчение, с оставлением им жалованья; в четвертых, о разрешении статским и тайным советникам, вступающим в ополчение, носить генеральский мундир и занимать генеральские должности.

Как видите, все эти распоряжения государственного значения не имеют, а между тем они «замечательнее других». Другие следовательно еще менее важны.

В общем движении принял участие и синод, разослав приказы о «споспешествовании общему делу» и потребовав от духовенства деятельного участия в «общем деле». Он предписал: 1) отчислить из прибылей от свечной продажи полтора миллиона рублей в пользу петербургского и московского ополчения; 2) пригласить духовенство, а через него и мирян, к усиленным пожертвованиям деньгами и вещами; 3) причетников и семинаристов, увольнять по желанию в ополчение и давать им от церкви пособие на одежду и продовольствие; 4) ежедневно служить повсюду молебны о победе «на супостаты»,- и так далее.

Кроме того синод разослал по всем церквам воззвание, которое приказал читать после манифеста. В этом воззвании после сообщения о нашествии врага, покушающегося на свободу России, угрожающего домам русских и благолепию храмов, было следующее обращение:
«Сего ради взываем к вам, чада церкви и отечества! Примите оружие и щит, да сохраните верность и охраните веру отцов наших. Приносите с благодарением отечеству те блага, которыми отечеству обязаны. Не щадите временного живота вашего для покоя церкви, пекущейся о вашем вечном животе и покое. Помяните дни древнего Израиля и лета предков наших, которые о имени Божиим с дерзновением повергались в опасности и выходили из них со славою».

Далее следовало обращение к «мужам именитым», обладающим властью показать пример прочим, а также к служителям церкви о молитве и благословении вступить в ополчение тем из них, которые, «еще не определившись к служению», пожелают этого. Воззвание заканчивалось обещанием церкви молиться о победе.

Все, семнадцать губерний, на которые было распространено действие манифеста 0б ополчении, были разделены на три округа: п е р в ы й – московский, – для обороны Москвы, в т о р о й – петербургский, для защиты Петербурга и т р е т и й для составления резерва.
Первый округ состоял из восьми губерний: Московской, Тверской, Ярославской, Рязанской, Тульской, Владимирской, Калужской и Смоленской. Он находился под начальством московского главнокомандующего графа Растопчина.

Второй округ состоял из губерний С.-Петербургской и Новгородской. Начальство над ним было передано по выбору дворянства только что возвратившемуся из дунайской армии Кутузову.

Третий округ, под начальством, графа Толстого, состоял из губерний: Казанской, Пензенской, Костромской, Нижегородской, Сибирской и Вятской.
Всюду были сделаны громадные пожертвования, кроме обязательной поставки ратников. Хлеб, лошади, скот, тулупы, сапоги, – все это в большом количеств отправлялось в действующие армии.

«Невозможно исчислить в подробности и с некоторою определенностью – пишет Михайловский-Данилевский, – на какие суммы простирались пожертвования в каждой губернии, потому что они были весьма многоразличны и разнообразны, судя по местному положению края. По оценке, основанной на сведениях, какие можно было собрать, оказывается, что пожертвования губерний, где было ополчение, простирались в каждой от 4-х до 6-ти миллионов, а в иных, смежных с театром войны, и более».

Все, способные носить оружие, спешили вступить в ряды ополчения. «Молодым людям, – продолжает Михайловский-Данилевский, – нельзя было показываться во фраках ни в обществах, ни на гуляньях, не слыша упреков, зачем они не в военном мундире. Люди, никогда не помышлявшее видеть ратное поле, получившие с детства не имеющее никакого отношения к военной службе назначение, из духовных семинарий, гражданских училищ, академий художеств, горного корпуса, александровской мануфактуры, министерств, присутственных мест, просили, как милости, позволения ополчиться. Были примеры, что молодые люди отроческих лет убегали из родительских домов и записывались в полки».
В Москве все, от стариков до юношей, торопились сменить штатское платье на военный ополченский мундир. Московские улицы сделались неузнаваемыми. «На бульварах, – пишет в своих воспоминаниях Кологривова, – где бывало гулянье каждый понедельник, все мужское общество нарядилось в мундиры; на шляпах стариков развивались перья изумрудного цвета, а на молодых были рыцарские каски. К иным они не совсем пристали, и нам, дамам их по танцам, казались смешными; другие же напоминали средневековых рыцарей. Словом сказать, у всех был на уме, а иные и напевали шепотом романс: «Partant pour la Syrie», или:
«Итак любовь должна быть славе данью!
Спеши, герой, прославься славной бранью,
Лети к честям» (2).

Для скорейшего составления ополчения в Москве были учреждены два комитета: один для приема людей, другой для приема и расходования пожертвований. Ополчение состояло из конных и пеших казаков и пеших егерей. Офицерам были даны общие армейские мундиры, для казаков же и егерей была придумана новая форма: серые просторные кафтаны (настолько широкие, чтобы под них можно было одевать полушубок) с зеленым воротником, такого же сукна шар0вары, кушаки любого образца и шапки или фуражки, украшенные медным крестом с вензелем императора под ним и надписью: «За веру и Царя».

«Ратникам, – пишет в своих записках Вигель, – имеющим бороду, дозволено было и даже велено не брить ее. Вооружение состояло из самых простых сабель и пик; других оружий достать было негде. Наконец шапка, украшенная медным крестом, довершала давать этому сборищу вид воинства Христова» (3).

Полковым и батальонным командирам жалованья не полагалось, «по важности звания, в котором они служили, по особой доверенности государя, из усердия к отечеству». Но в виду того, что офицерские места в ополчении занимали главным образом отставные военные, из которых многие были несостоятельны, то таким было назначено временное пособие. Обер-офицерам было назначено жалованье. Сотенным начальниками по 30 рулей в месяц, другим – по 20 рублей. Урядникам и писарям было положено 1 р. 25 к. в месяц жалованья и провиант. Ратникам по 1 рублю в месяц и провиант. Провиант выдавался сухарями.

Москвичи при составлении ополчения проявили очень большое рвение. В течение месяца было: сформировано 11 полков в почти 26 тысяч человек. Кроме этого ополчения тогда же четыре московские помещика выставили каждый на свой счет по полку. Это были графы: Дмитриев-Мамонов, Салтыков, Демидов и князь Гагарин.

В других губерниях дворянство и купечество не отставало от москвичей. Тверское дворянство выставило около 12-ти с половиной тысяч пеших и 600 конных ратников; кроме того великая княгиня Екатерина Павловна, приказала сформировать батальон из своих тверских удельных крестьян.

Ярославское дворянство ополчило 11 тысяч человек, владимирское–15 тысяч человек, рязанское – 16 тысяч, тульское – 13 тысяч, калужское–15 тысяч, смоленское– 12 ; тысяч.
Эти 12 ; тысяч ратников Смоленской губернии представляли собой лишь незначительную часть общих пожертвований, которые были сделаны этой губернией. «Ее пожертвования, – пишет Михайловский-Данилевский, – были неимоверны. Пока наши войска находились в ее пределах, она отдавала все, что имела, что могла, без счета и меры, без веса и квитанций, выставляя вдвое и втрое против того, сколько требовалось. До выступления армии из Смоленской губернии, ее пожертвования простирались до 9.824.000 рублей, кроме хлеба из запасных магазинов».

В месяц все губернии 1-го округа снарядили ополчение. В состав его вошло свыше 120 тысяч человек.

Дворянство давало ратникам и продовольствие, и обмундирование, и фураж. Вместе с купечеством оно жертвовало и деньгами на ополчение Сумма денежных пожертвований первого округа – свыше 25 миллионов рублей.

И при всем этом со всех сторон еще неслись к императору Александру предложения жизни и всего имущества на спасение отечества. Вот выдержки из постановлений дворянства и донесений губернаторов:

«Дворянство (тверское) готово, если нужно для безопасности государства, пролить всю кровь и не пощадить всего достояния своего». (Донесение тверского генерал-губернатора.)
«Дворянство (ярославское) единодушно изъявило готовность принести и жизнь, и все достояние на пользу отечества и престола, если бы обстоятельства того востребовали». (Из донесения ярославского ген.-губернатора.)

Рязанское дворянство изъявило готовность «не щадить ни жертв, ни самого живота на составление Высочайше поведанной внутренней силы».

Всюду произносили горячие речи, писали пышные воззвания. Всякий старался возбудить в ближнем своем патриотизм, довести его до высшего напряжения, подбить его на наибольшие пожертвования.

Каждый губернатор считал своим долгом, подогревать это настроение в обществе воззваниями, имевшими по большей части очень большое влияние на умы населения. В качестве примера такого рода документов можно привести следующую выдержку из воззвания калужского губернатора.

«Дворянство понесет жизнь свою И жизнь своих детей, поведет с собою крестьян, единственное свое достояние, оправдает отличные права свои и преимущества отличными подвигами. Груды костей пораженного неприятеля будут неизгладимыми памятниками достохвальных подвигов их, если он прострет далее дерзость свою. К вам, почтенные граждане, отношу теперь Монаршее воззвание, зная совершенно, что и вы не откажетесь пожертвовать капиталом своим на вооружение ополчения, которое, идет на защиту ваших детей, ваших домов, вас самих. Прах отцов ваших возопиет на вас, если укосните вашим избытком жертвовать в сих смутных обстоятельствах отечества. Слезы потомков ваших изольются пред судом Божиим на обвинение вас, если отречетесь участвовать в предлежащем подвиге».

А из речей, которые произносились в тот горячий месяц, одной из наиболее характерных, может быть названа речь петербургского губернского предводителя дворянства Жеребцова.

– Предки наши, родоначальники сего знаменитого сословия, к спасению отечества стекались под знамена государя, каждый со своею дружиною, кто сколько возмог привести на ополчение. Нам остается последовать их примеру. Наша православная вера, святость алтарей Божиих, наша честь, наше отечество, в семействах наших летами отягченные родители, нежные супруги, невинные младенцы все одними устами требуют пожертвования. Поспешим! Соединимся союзом верной братии, союзом верных россов; утвердимся в единомыслии! Единодушие есть твердейшая преграда, оно есть неразрывная цепь союза и благоденствия! Соединимся все, с крестом в сердце и с оружием в руках. Вручим себя Богу и царю нашему. Спасем отечество или умирая сохраним честь росса, верноподданного Александру!
И петербургское дворянство не отстало от московского. Постановлено было собрать 13 тысяч человек, обмундированных, вооруженных, снабженных продовольствием.
На собрании 17-го июля дворянство приступило к избранию начальника ополчения. При этом избрании не было ни назначения кандидатов, ни голосования. «Не было, – пишет историк Отечественной войны Михайловский-Данилевский, – ни белых шаров, ни черных. Единогласно произнесли имя полководца, на которого с наступления опасности указывала Россия». Как только был объявлен переход к избранию начальника ополчения, раздались крики:
- Кутузова! Кутузова!
Голосовать не стали, – настолько была ясна воля собрания. Кутузова в собрании не было, за ним тотчас же послали депутацию.
Когда он появился, раздались приветственные крики. Он был глубоко растроган и взволнован. Шум замолк.
– Господа! – начал Кутузов вздрагивающим, прерывающимся голосом. – Господа! Я вам многое хотел говорить... Скажу только, что вы украсили мои седины...
Тут рыдания прервали его слова. Слезы полились из его глаз.
Крики восторга оглашали зал. Кутузов согласился принять начальство над ополчением, с той однако оговоркой, что это согласие не должно было связывать его на будущее время: он оставлял за собой право покинуть этот пост. В этом духе, с той же оговоркой, он послал и донесение о своем избрании императору Александру, который в то время находился еще в Москве.

«17-го числа сего месяца, – написал Кутузов государю, – петербургское дворянское общество призвало меня в свое собрание, где объявило всеобщее желание, дабы я принял начальство ополчения Петербургской губернии, от дворянства составляемого. Дабы отказом не замедлить ревностных действий дворянства, принял я сие предложение и вступил в действие по сей части, но с таким условием, что, будучи в действительной Вашего Императорского Величества военной службе, ежели я вызван буду к другой комиссии или каким либо образом сие мое упражнение Вашему Императорскому Величеству будет не угодно, тогда я должность эту оставить должен буду другому, по избранию дворянства».
Тотчас же Кутузов сформировал два комитета: устроительный и экономический. Один для приема ратников, другой–пожертвований.

Общее желание вступить в ряды ополчения было так велико, что все офицерские места почти сразу были уже заняты. Мещане, купцы, ремесленники, немецкие колонисты, живущие под Петербургом, добровольно поступали в ратники ополчения. Кроме 13-ти тысяч пехоты в Петербурге сформировались из охотников два конных полка: смертоносный и александровский. Денежные пожертвования в несколько дней достигли четырех миллионов. Словом, Петербург, со своею губернию проявил такое усердие, что император Александр, счел необходимым поощрить его.

«С удовольствием усмотрели Мы в С.-Петербургском дворянстве,- писал он в рескрипте Кутузову,- то же самое рвение и усердие к Нам и отечеству, какое видели в московском дворянстве, почему и поручаем вам: губернатору, предводителям и всему здешнему благородному сословию объявить благоволение Наше и признательность».

Всем ратникам петербургского ополчения были выданы из арсенала ружья и все они были снабжены лопатами и топорами.

Знамя ополчения было белое полотняное. Посредине его был изображен восьмиконечный крест с надписью по обеим сторонам его: «Сим победиши». По. углам знамени, в лавровых венках, под коронами, находились вензеля имени императора Александра.
Вооружение и обучение были поставлены в петербургском ополчении лучше, чем в других округах. Обучали ополченцев унтер-офицеры и солдаты, и этих было так много, что на каждого приходилось только по 4 или 5 ратников.

Новгородское дворянство перещеголяло даже петербургское, поставив ратников почти на 4 тысячи больше и дав им одежду, жалование в провиант на год (это обошлось около миллиона рублей). Купечество, горя желанием содействовать дворянству, назначило на военные надобности до 200.000 рублей.

В третьем округе дворянство постановило выставить ополчение до четырех человек со ста. Кроме того были открыты подписки для сбора денежных пожертвований. Между тем был издан манифест 18-го июля, приказывавший, чтобы не отрывать поселян от полевых работ, произвести в низовых губерниях сбор ратников 1-го сентября. Александр, получив известие о постановлении дворянства 3-го округа о взимании по 4 ратника со 100 душ населения, остался очень недоволен. Это ему показалось мало по сравнению с другими округами, и он издал приказ, чтобы в в третьем округе набирали не по 4 ратника со ста душ, а по 10. Но затем, когда уже было преступлено к образованию ополчения, он отменил это распоряжение и приказал брать со ста душ по 6 человек.

Ополчение 3-го округа состояло из 64-х тысяч человек.

Всего таким образом во всех трех округах было свыше 208 тысяч человек.

Несколько раз в настоящей главе было упомянуто о том рвении, с которым население несло «животы свои и все свое достояние на алтарь отечества». Необходимо заметить, что это было рвение только имущей его части, дворянства и купечества. Крестьянство, главная масса населения, голоса не имело, в качестве несвободного, крепостного класса. Его и не спрашивали о его желаниях или симпатиях. Помещики просто жертвовали «на алтарь отечества» столько-то крестьянских голов, и баста.

Но все-таки настроение крестьянства в разных местах и в разное время так или иначе проявлялось, то или другое течение в нем существовало. Прежде всего надо отметить то обстоятельство, что настроение крестьянства не было конечно равномерным, одинаковым повсюду, а менялось от места к месту и от деревни к деревне.

Если попытаться представить схему этих колебаний крестьянского настроения по месту, то без особенной натяжки это можно сделать в следующем виде. На западной границе и в следующей полосе, ближе к центру, крестьяне встречали французов или равнодушно, или, подкупленные французскими прокламациями и обещаниями отмены крепостного права, охотно. Такое отношение к французам менялось лишь после того, как военные поборы и грабительства мародеров делали положение невыносимым. Но в глубине России, где никогда и французов никаких не бывало, даже пленных, – там французов по большей части очень не любили, относились к ним с непримиримостью.

Многие губернаторы доносили о крестьянских бунтах против помещиков, а в литовских и беларусских губерниях, по утверждению Михайловского-Данилевского, крестьяне вместе, с мелкой шляхтой присоединялись к мародерам и занимались грабительством. В Витебской губернии «крестьяне присоединялись к мародерам и вместе с ними выжгли значительное число домов в городах, целые деревни и господские строения». Не так было в других губерниях. В Тульской губернии, в одном из сел крестьяне очень взволновались известием о нашествии Наполеона и сделали очень значительные по своим средствам денежные пожертвования, но все-таки охотников вступить в ополчение не нашлось ни одного. Здесь крестьяне не были настолько захвачены патриотическим пылом, чтобы отдать отечеству «свои животы».
Это произошло в селе Михайловском. Отец очевидца Д.И. Свербеева собрал сходку и со своим сыном, 12-тилетним мальчиком, вышел к ней на крыльцо. Прежде всего он прочел им весьма трогательное воззвание, приглашая каждого по возможности пособить православному царю в общем бедствии деньгами, и вызывал охотников идти против врага, замыслившего разорить нашу веру и покорить себе нашу милую родину.

– Сам я, –сказал крестьянам Свербеев, – семидесятилетний старец, пойду пред вами и возьму с собой на битву этого отрока, моего единственного сына. Братцы! Подумайте, переговорите между собой, время не терпит через полчаса или час я приду узнать ваше решение. Знайте однако, что в моих словах нет никакого вам принуждения; вы вольны делать, что хотите, и как знаете.

«Крестьяне всей гурьбой низко поклонились отцу; старики была в слезах. Варфоломеевич, во главе дворовых, чуть не ревел и первый вызвался быть охотником: он бывал в сражениях, и в нем заговорила старая его военная косточка. Когда мы удалились, крестьяне зашумели, как пчелиный рой; мы через час воротились. Управляющий с конторщиком записали длинный ряд имен тех, которые объявили себя жертвователями. Денег насчиталось до пятисот рублей, но охотников, кроме Варфоломеевича, ни одного не вызвалось»(4).
Чем же объяснить такое холодное отношение крестьян к предложению отца очевидца?
Сам Свербеев объясняет это тем, что в крестьянах заговорил «простой здравый смысл»:
«Они предугадали, что будет большой набор, и тут же заговорили: «Из чего же нам идти в охотники? кто похочет, тот и пойдет, когда будут набирать, а то, пожалуй, охочие пойдут, а положенных возьмут без замена» (5).

Здесь уже может речь идти в противность западным губерниям только о «рассудочности», холодности, но никак уже: не о сочувствии успехам французов. В других же губерниях, по словам очевидцев, крестьяне с большим жаром относились к известиям о движении французов. Идти на французов, по их словам, было все равно, что «стать за Божье дело». Поэтому они с большой охотой, с глубоким чувством, становились в, ряды ополчения.

Вигель в своих воспоминаниях рисует тот резкий контраст, который существовал между обыкновенным рекрутским набором и набором ратников ополчения.

«Ничто так не раздирает души, – пишет он, – как зрелище обыкновенных рекрутских наборов: отовсюду слышны стон и вой. Мирные поселяне, от самого рождения привычкою прикованные к земле, не имеют других желаний, кроме хорошего урожая; повышение, слава суть для них слова непонятные; вдруг отрывают их от всего родного, привычного; они трудолюбивы и не знают боязни, но неведомое ужасает их; все ближние их заживо хоронят; что удивительного, если горький плачь и ропот всегда бывают при исполнении сего насильственного действия? Тут, при наборе ратников (ополчения), видели мы совсем тому противное: радость была написана на лице тех, на коих пал жребий; семейства их, жены, матери осыпали их ласками, целовали, миловали, дарили, чем могли. «Голубчик, ведь ты идешь за нас да за Божье дело», – повторяли они» (6). (Описываемое относится к Пензенской губернии).

Однако и во внутренних губерниях существрвали опасения за верность крестьян и некоторая неуверенность в них.

«Многие из помещиков (Пензенской губернии), – пишет Вигель, – опасались, что приближение французской армии и тайно подосланные от нее люди прельщениями, подговорами возмутят против них крестьян и дворовых людей».

Опасения оказались напрасными. «Напротив, в это время казалось, что с дворянами и купцами слились они в одно тело».

Трефолев приводит в «Русском Архиве» рассказ со слов очевидца об отношении крестьян к французам в Ярославской губернии. Правда, крестьяне там ошиблись, приняв малороссийских казаков за французов, и из всего вышло только курьезное приключение, но этот случай, тем не менее, может служить показателем того, как отнеслись бы крестьяне к действительным французам.

В конце августа или в начале сентября «проезжали, – пишет Трефолев, – через Ярославль ремонтеры, небольшой казачий отряд. Нужно им было ехать в город Кострому; но у Яковлевской (подгородной) слободы каким-то образом, по ошибке, или вследствие того, что не была забыта лишняя чарка горилки, они свернули в сторону, заблудились на проселочной дороге, почему и решили переночевать в селе Вятском...
Нужно заметить, что все ремонтеры, как истые хохлы, говорили по-русски очень плохо. Первый попавшийся им навстречу мужик навострил уши, услыхав малоросские звуки, и не очень дружелюбно посмотрел на незнакомцев, которые объяснили ему, что вот, так и так, заблудились, ехать поздно, наступает ночь: желают разместиться по квартирам.
Крестьянин ответил, что без начальства это сделать нельзя: велит оно впустить в избы – впустят, а не прикажет – двери на крючок.
– А кто здесь начальство? Веди нас к нему! Живо! Марш! – кричали хохлы, без милосердия ломая русскую речь.
– Начальство, примерно, – старшина. А сидит оно теперь в волостном правлении...
Но, прежде чем отправиться в правление, казаки заблагорассудили сами поискать себе квартир. Нигде, не пустили, мужик сказал правду.
– Да вы кто такие? – допрашивали казаков, осматривая с головы до ног.
– Мы русские.
– То-то!.. Вишь, толкуете не по-нашенски... А все-таки мы вас не пустим к себе, коли начальство не прикажет.
Волей - неволей бедные хохлы, проклиная упрямых москалей, должны были отправиться в волостное правление. На грех въ то время старшина подгулял. Услыхав малороссийский говор, он мгновенно решил, что пред ним стоят французы, хотя и маракующие по-русски, но все-таки не настолько хорошо, чтобы их, злодеев, нельзя было узнать.
– Православные! – вдруг закричал старшина. – Ведь это – хранцузы!
– Хранцузы! Хранцузы пришли! – повторила в один голос толпа и бросилась бежать врассыпную.
Пьяный старшина не струсил; он решился доказать свою храбрость пред неприятелем и, важно подбоченясь, вопил во все горло:
– Хранцузы проклятые! Нет вам квартир! Не дам! Убирайтесь отсюда, пока целы!
Бесполезно уверяли хохлы, что он врет с пьяных глаз, что они не «хранцузы», и угрожали за упрямство пощупать его ребра нагайками: старшина был непреклонен...
Село было большое, с двумя церквами. Молва, что приехали злодеи-французы, быстро разнеслась по всем улицам. На обеих колокольнях ударили в набат. Народ вооружился поспешно, кто чем мог: топорами, вилами, палками, косами. Кузнецы схватила свои молоты. Как теперь вижу, один витязь в армяке схватил тяпку (что капусту рубать) и закричал:
– Не робейте, православные! К вам подмога идет! Я – подмога! Не робейте!
– Чего робеть! – гудела в ответ толпа. – Бейте их, бейте проклятых басурманов! Значит, они уж взяли и Ярославль, коли сюда забрались...
Некоторые из толпы, желая захватить живьем мнимых французов, кинулись между прочим на одного казака, который, вследствие болезни, не мог сидеть на коне и ехал в телеге, отставши несколько от своих товарищей.
– Рубите ему голову! Валяйте косарем! – кричали одни, более прочих кровожадные.
– Зачем убивать? И так сама по себе скорехонько издохнет! – кричали мягкосердечные. – Да и косарь-то тупой, не отрубишь...
– Отпилить можно башку. Ничего!.. Авось отвалится...
Старший в отряде, опомнившись от ужасного изумления, закричал крестьянам, что, если они сейчас не разойдутся, по домам или тронут хоть пальцем его людей, будет плохо: велит колоть и стрелять.
– Палите, хранцузы, не боимся! – кричал народ, все ближе и ближе подступая к казакам.
Громче всех раздавался голос пьяного старшины, который ободрял крестьян, как теперь слышу, следующим образом:
– Ну, что-ж, ребята? Десяток наших убьют, – сотня придет; сотню убьют, – тысяча на подлогу подойдет... А уж к ним-то подмоги не будет, врут!
Зазвенел вдруг колокольчика. Это ехал господин ярославский капитан-исправник. Услыхав необыкновенный шума и нисколько выстрелов, сделанных к счастью мимо, только для острастки народа, капитан-исправник спросил: – В чем дело?
Ему отвечали, что в село Вятское забрались французы, притворяются русскими, но что народа узнал-де ихнию хитрость и желает расправиться с ними по-свойски, своим самосудома, не утруждая высшего начальства, т. е. его благородье. А сражение-де сейчас начнется, потому – невтерпеж, заколыхалось-де сердце русское, закипела кровь русская, молодецкая.
Капитан-исправник, выслушав ремонтеров, вздумал было объяснять народу его ошибку и прикрикнул:
– Ах, вы... дети! По домам!
Никто не пошевелился. Исправник тогда кротким вдруг сделался: знать, увидал по мужицким глазам, что в этих глазах огонек сверкает, такой злой, нехороший огонек; потому и смягчение оказал к... детям, – назвал их братцами.
– Это, братцы, – не французы. Это наши казаки с Дону-реки пришли сюда и заблудились. Не нужно их обижать, а следует отогрет, накормить да водочки малую талику поднести; ведь они за нашу землю, за царя нашего Александра Павловича стоят, уверяю вас, ребята!
– Не верим! Измена! Врешь ты, ваше благородье! – вскрикнула старшина. – Зачем ты мир обманываешь, на французскую сторону тянешь?
– Да! Да! Измена! – грянула толпа, подступая к исправнической бричке, где его благородие сидел ни жив, ни мертв.
Кучера его тоже струхнул порядком, да к счастью успел, скоро догадаться: ударил по тройке, и поминай, как звали! Укатил стрелой из Вятского.
Не знаю, чем кончилось бы это приключение, если бы не вышел к народу со св. крестом в руках мой отец, священник одной из вятских церквей, уважаемый и любимый крестьянами. Но и ему, несмотря на любовь и уважение, пришлось выслушать жестокую брань, когда он, со слезами на глазах, стал уверять свою разъяренную паству, что ею творятся «недоброе дело», что ею прольется братская неповинная кровь.
– Э! Да и поп-то у нас – тоже изменщик? Бейте и его, коли он стоит за еретиков-хранцузов! – пронеслось в толпе.
Тогда мой отец спросил:
– А как вы думаете, православные: есть у еретиков кресты на шее? Молятся они нашему Богу или нет?
– Нет, какие у них кресты! Коли есть, так, значить, это и в самом деле-не хранцузы. Пусть покажут…
На всех казаках действительно нашлись кресты и образки. Мой батюшка восторжествовал и душевно умилился, а православные только руками развели: эк, дескать, мы опростоволосились! И хотели было позвать к себе казаков в гости; но те, обиженные, сказали спасибо отцу, обругали неподобно мужиков и уехали из Вятского. Остановились они в ближайшей деревеньке, где, их впустили переночевать без всяких хлопот.
Утром, когда старшина протрезвился, вспомнилось ему вчерашнее событие, в котором главная вина была на его стороне;. и, опасаясь дурных последствий за свою ошибку, поспешил он догнать казаков и принес им повинную. Но это стоило ему не дешево: заплатил хохлам 500 рублей ассигнациями и сверх того дал им проводника до города Костромы. Много ли же перепало в руки оскорбленного капитан-исправника, прошу о том меня не спрашивать. Такие вещи, сами знаете, делаются с глаза на глаз, по секрету, хотя и не полюбовно. С хохлами же старшина разделался полюбовно: что запросили, то и дал, разложивши 500 рублей на весь «мир». «Мир» – везде ответчик» (7).

Можно было бы привести много примеров подобного рода. Достаточно вспомнить о партизанских, отрядах, составленных иногда исключительно из крестьян и предводимых каким нибудь отставным унтером или церковным причетником. В общем же можно сказать, что крестьяне в тех случаях, когда им самим представлялось решение или выполнение какого либо дела, действовали по большей, части, как выразился Свербеев, по велению «простого здравого смысла».

Нельзя то же сказать о других классах населения – дворянстве и купечестве. Главным образом дворянство действовало в это время без всякого удержа, закрыв глаза, единственно под влиянием увлечения. Были случаи, что некоторые дворяне обещали дать больше, чем могли. Не ограничиваясь тем, что отдавали значительный процент своих крепостных в ратники и вносили сверх того значительные денежные пожертвования, они и сами торопились стать в ряды действующего войска или же ополчения. Кто потому либо не мог вступить ни в армию, ни в ополчение, поступал в земскую, внутреннюю стражу, которая учреждалась почти повсюду, для вспоможения земской полиции. «Местные дворяне, – пишет Свербеев, – которые под каким нибудь предлогом не поступали в ополчение, тем с большим рвением согласились принять на себя звание начальников этой стражи. Они в подражание настоящим, ополченцам облачались в такой же серый русский полукафтан казацкого покроя, привесили себе саблю и накрыли головы теми же фуражками, но не было на них медного креста с вещею надписью: «За веру и царя» (8).

Все спешили под знамена.
«Редкий из губернаторов, – пишет Михайловский-Данилевский, – в донесениях к начальству, не вменял себе в особенную честь, что управление губернией доставляло ему случай быть свидетелем событий, где при каждом предложении о нуждах государственных являлось стремление предупреждать волю правительства».

В начальники губернских ополчений и командиров полков назначались обыкновенно представители старинных дворянских родов, «искони служивших, подпорою империи».
Отставных офицеров в третьем, округе даже не хватало на места офицеров ополчения, потому что они ушли в первый округ, где набор производился раньше.

«Не сыскалось ни единого, – пишет Вигель, – который пожелал, бы остаться дома, все явились на службу. Однако же для пополнения всех мест их было недостаточно; дозволено было гражданским чиновникам, служащим и отставным, вступать в ополчение, только с потерею двух или трех чинов; это никого не удержало: сотни предложили свои услуги. И это были не одни помещики и дети их: канцелярии присутственных мест начали пустеть. Наконец множество семинаристов, сыновей священников и церковнослужителей бросились в простые рядовые, впрочем, уверены будучи, что, как людей письменных, грамотных, не замедлят их сделать урядниками» (9). Повсюду распивались патриотические песни; как наскоро сложенные, они были неуклюжи, но пели их с увлечением, горячо, и некоторые из них местами продолжали распевать долгое время после 1812 года. Как образец такого рода песен можно привести отрывок из песни, сочиненной двумя ярославскими семинаристами (Барцовым и Студницким), ушедшим в том году в ополчение:
«Вдруг взошла заря багряна,
Вся Европа восстонала,
Объявлена война.
Бонапарты, люты звери,
Отворили адски двери,
Пожрать священный чин.
Вдруг спустились облака,
Жаром колет нам бока,
Сокрыться некуда.
Шумят ветры и погоды,
Вдруг пришли на нас невзгоды,
И свет весь потемнел».
Эта песня состоит из безчисленного ряда подобных, куплетов, представляющих собою собою бессысленный набор слов; но судьба этой песни тем не менее замечательна: как уверяют по крайней мере «Ярославские Губернские Ведомости», эта песня распевалась ярославскими семинаристами еще в 1872 году, т. е. продержалась 60 лет.
В обществе ходили по рукам, различные карикатуры на Наполеона и французов, всевозможные пасквили и злые акростихи. Особенным успехом, пользовался следующий акростих, составленный из списка французских маршалов:
Сегюр
Талейран
Абрантес (Жюно),
Даву,
Ожеро,
Серрюрье,
Виктор
и
Ней (10).
Если прочесть начальный буквы этих имен сверху вниз, причем последнее имя Ней прочесть полностью, то получится: «Стадо свиней».

Настроение общества было крайне приподнятое. Все французское преследовалось, на улицах становилось, опасно говорить по-французски. Аристократы, заменявшие с детства родной язык французским и не умевшие выражать свои мысли на русском языке, находились в затруднительном положении, но все же отказывались из чувства патриотизма от французского языка и нанимали себе учителей, чтобы хоть как нибудь сносно научиться говорить по-русски.

Французская труппа из Петербурга была удалена. Ее заменяли русские актеры, разыгрывавшие патриотические пьесы. «Дмитрий Донской» и «Пожарский» не сходили со сцены. Появилась новая пьеса «Ополчение». На представлениях ее зрители приходили прямо в исступление. В этой пьесе выступал обыкновенно восьмидесятилетний старик, актер Дмитревский, давно уже ушедший со сцены на покой и возвратившийся теперь обратно, и каждое его появление на сцене вызывало шумные овации. Он выступал в роли старого инвалида, пришедшего пожертвовать самые дорогие для него вещи-три медали, украшавшие его грудь, «в молодости геройскую, а теперь уже бессильную, но все еще пламенеющую любовью к отечеству» (11).

Балет и тот приноровили к настроению общества. Так, был поставлен патриотический балет «Любовь к отечеству», в котором «одно движение знамени с надписью: «За отечество», возбуждало слезы, крики, неумолкаемые рукоплескания».
«Иные,-пишет Михайловский-Данилевский,-выходя из театра, на другой день бежали записываться в ополчение».

При таком настроении общества неудивительно, что число желающих вступить в ополчение росло вес больше и увеличивались, материальные пожертвования. Однако провинциальное дворянство, жертвуя под влиянием увеличения ратников, старалось потом отделаться поэкономнее и подсовывало в ратники старых или увечных.

«В Тульской губернии,- рассказывает например Свербеев,- набрано было также ополчение, но в меньшем размере против московского; с наших деревень пошло 30 ратников. Тут конечно всякий старался соблюсти свои выгоды; отдавались люда пожилых лет, не отличного поведения и с телесными недостатками, допускаемыми, как исключение, для этого времени в самых правилах о наборе ополченцев» (12).

Что касается внутренней стражи, то хотя пожертвования на нее и делались с той же охотой, но размеры их были гораздо меньше. Так, в Тамбовской губернии например наиболее значительным пожертвованием считается дар спасской помещицы села Жукова, которая подарила шесть чугунных пушек. Спасский купец Толмачев подарил одну чугунную пушку без лафета. Вообще оружия в то время жертвовалось довольно много.

Не обходилось при этом и без курьезов. В Лебедянском уезде кто-то пожертвовал ружье без шомпола и старую заржавленную саблю. «В суматохе,-пишет об этом Дубасов,-все принималось с благодарностью» (13).

Манифест 6-го июля призывал к оружию всю Россию, и вся Россия поднялась по призыву, так что когда Александр издал манифест 18-го июля, 0граничивающий ополчение только 17-ю губерниями, то это воззвание государя застало уже повсюду повсеместное вооружение. Это вооружение было отменено, хотя в некоторых местах, как например, в Херсонской губернии, и было доведено почти до конца. Тогда все губернии, исключенные из ополчения, начали производить по подпискам денежные сборы. Наиболее крупные пожертвования следующие: Полтавская губерния пожертвовала 3 миллиона рублей; Киевская - 4 миллиона; Псковская губерния содержала на свой счет корпус графа Витгенштейна, что обошлось ей около 13 миллионов рублей. Лифляндская губерния собрала ополчение из 4 тысяч человек и пожертвовала 3 миллиона рублей. В Финляндии, недавно присоединенной к России (едва три года), правительство (финляндское) издало воззвание к участию в пожертвованиях и сформировали войска. Денежные пожертвования там, не считая вещей, доходили до 200 тысяч рублей.

В Сибири «губернаторы повсюду рассылали манифест 6-го июля и присовокупляли внушения о ревностном исполнении его». Результаты этих внушений были следующие: в Пермской губернии было собрано свыше 200 тысяч рублей, в Томской-свыше 100 тысяч, в Иркутской-около 200 тысяч.

«Даже кочевые народы,- пишет Михайловский-Данилевский, - готовы были двинуться против неприятеля. Тунгузы, услышав уже спустя два года о нашествии французов, хотели на своих оленях спешить на помощь Белому царю, которого они называют «Высокое солнце» (14).
«Не осталось города и селения,- продолжает, тот же автор,- где б не разгорались бы любовь к отечеству. Ждали только повеления идти поголовно. Все племена неизмеримой Российской империи, слились в одну душу и, не взирая на различие нравов, обычаев, климата, наречия, веры, доказали, что все они, по чувствам, родные между собою. Не исчислены здесь тысячи подвигов частных лиц: как старцы надевали оружие для войны, отцы и матери благословляли сыновей на одоление врагов; как все и каждый несли в дар отечеству, что могли, не считая своего усердия каким либо особенным отличием или заслугою».

Описывая происшествия, связанные с созывом ополчения, нельзя обойти молчанием смелую попытку некоего Романа Медокса, задумавшего на свой риск собрать кавказско-горское ополчение и привести его в Россию в распоряжение императора Александра. С этой целью он сфабриковал себе подложные документы, в которых, требовал себе содействия от кавказских властей, и отправился в качестве самозванца на Кавказ. Там сначала его предприятие шло очень удачно. Ему все поверили, и он начал быстро подвигать вперед свое дело. Он вошел в сношение с горскими старшинами и князьями и уже окончательно его уговорился с некоторыми из них, как вдруг его обман случайно был открыт, и он был арестован и препровожден в Петербург. Там он был посажен в Петропавловскую крепость и почти всю остальную жизнь провел затем в разных тюрьмах и в ссылки (15).
__________________
Примечания:
(1) Текст манифеста см. в Гл. IV
(2) Из семейных воспоминаний А.Ф. Кологривовой (урожденной Вельяминовой-Зерновой). 1812-й год. // «Русский Архив», 1886 г., № 7, С. 339.
(3) Записки Ф. В и г е л я. Ч. IV, С. 47.// Москва, издание «Русского Архива».
(4) Записки Д.И. С в е р б е е в а. (1799 – 1826 гг.). Москва, 1899 г. Т. I. С. 62 – 63.
(5) Там же. С. 67.
(6) Записки Ф. В и г е л я, ч. IV, стр. 47.
(7) Л.Н. Трефолев. Рассказы о ярославской старшине. Мнимые французы. // «Русский Архив» 1877 г.. № 5, С. 52 – 54.
(8) Записки Д.И. Свербеева. Т. I. С. 74 – 75.
(9) Записки Ф. В и г е л я Ч. IV. С. 46.
(10) Акростих из списка французских маршалов.// «Русская Старина». 1874 г. Т. IX. С. 391.
(11) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(12) Записки Д.Н. С в е р б е е в а. Т. I. С. 74.
(13) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(14) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(15) Интересна биография этого замечательного авантюриста. Роман Михайлович Медокс, сын великобританского подданного Михаила Георгиевича Медокса, родился в Москве 18-го июля.1789 года. Он был человек чрезвычайно энергичный, живой, наблюдательный и прекрасно образованный: он говорил на семи языках новых и древних, не считая кавказских и сибирских наречий. Кроме того он обладал большими познаниями по математике, истории и естественным наукам. После неудачи при составлении кавказско-горского ополчения 1812 года, он до конца царствования Александра I, около 12 лет, просидел в Петропавловской крепости, затем был сослан в Вятку, бежал оттуда на Кавказ, но был пойман и сослан рядовым в сибирские батальоны, где был учителем омского кадетского корпуса и занимался биологическими исследованиями. В 30-х годах он был посажен в шлиссельбургскую крепость (причины этого нового заключения очень темны), где и просидел до воцарения Александра II. В 1855 году он был возвращен в семью своего брата Павла, дворянина Тульской губернии. Умер Роман Медокс в 1859 г. (Данные, сообщенные родным племянником Медокса.// «Русская Старина». 1880 г. Сентябрь. С. 221-222.)

Народное ополчение 1812 года

«М.И. Кутузов — начальник Санкт-Петербургского ополчения». Художник — С. Герасимов

18 июля 1812 года царь Александр I издал Манифест о созыве народного ополчения против агрессии Наполеона

В конце июня 1812 года в Россию вторглась небывало огромная армия — свыше 600 тысяч войск, собранных Наполеоном со всей Европы. Силы агрессора более чем в три раза превосходили численность русских армий у западных границ. Поэтому менее чем через месяц после начала войны, 18 июля (6 июля по старому стилю) 1812 года, находясь в действующей армии в лагере у Полоцка, царь Александр I принял решение для помощи регулярной армии созвать народное ополчение.

Был подписан царский манифест, то есть обращение монарха к народу, в котором Александр I смог найти нужные слова, не скрывая всю сложность положения. «Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России… — писал русский царь. — Мы не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики… При всей твердой надежде на храброе наше воинство, полагаем мы за необходимо-нужное собрать внутри государства новые силы, которые нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех».

Призыв о создании ополчения завершалось эмоциональным обращением к историческому опыту предков: «Ныне взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским, приглашая их вместе с нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет враг на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами! Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина… Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют».

После царского призыва началось формирование народного ополчения в 16 губерниях России, разделенных на три округа. Ополченцы первых двух округов, готовились принять участие в обороне Москвы и Петербурга, третьего — становились общим резервом.

Ополчения первого округа формировал губернатор Москвы князь Фёдор Васильевич Ростопчин. В его округ входили Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская и Смоленская губернии. Во второй округ входили ополчения Петербургской и Новгородской губернии, в третий - ополченцы Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерний.

Командующие ополчением избирались на съездах дворян в соответствующих губерниях, средства на обмундирование и питание ополченцев собирались всем обществом. Норма набора ополченцев так же определялась съездами дворян — от 4 до 10 человек со 100 «ревизских душ», то есть с сотни крестьян и мещан.

Самое крупное ополчение было собрано в Московской губернии — 31959 «ратников», как называли тогда рядовых ополченцев. Московское ополчение сводилось в полки, ратники одевались в обычную крестьянскую одежду и получали бронзовые кресты на шапки с надписью: «За веру и царя».

Петербургское и новгородское ополчение делилось не на полки, а на дружины, в каждую из которых зачислялись ополченцы одного уезда. Такая дружина состояла из 4 сотен, а сотня — из 200 ратников. Всего во всех трех округах из 16 губерний было собрано 192976 ополченцев. Для их снаряжения и обеспечения собрали народных пожертвований почти на 100 миллионов рублей.

Манифест Александра I о сборе внутри государства земского ополчения. 6 (18) июля 1812 г. Источник: russlawa.info

Ополченцы Московского и Петербургского округов уже в августе-сентябре 1812 года приняли участие в защите обоих столичных городов Российской империи. 10 тысяч ратников ополчения из Москвы и Смоленска в составе русской армии сражались в Бородинской битве. История сохранила для нас некоторые имена рядовых ополченцев, отличившихся в том историческом сражении: Анисим Антонов, Кондрат Иванов, Савелий Кириллов и многие другие.

Один из наполеоновских офицеров так вспоминал бой с ополченцами: «И вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова…»

Особенно широко силы ополченцев использовались в борьбе с врагом после занятия французами Москвы и во время зимнего контрнаступления русской армии. В период оккупации врагом «старой столицы» ополченцы вместе с регулярными частями прочно закрыли расходившиеся из Москвы дороги на Тверь, Ярославль, Владимир, Рязань, Тулу, Калугу, а также вместе с партизанами наносили чувствительные удары по отдельным отрядам противника, истощая и деморализуя его живую силу.

В период зимнего отступления Наполеона ополченцы принимали участие во всех крупных сражениях — под Малоярославцем, Полоцком, Могилёвом и на реке Березине. Генерал Петр Христианович Витгенштейн, командовавший корпусом, прикрывавшим Петербург, а затем наступавший на Полоцк, не раз отмечал в своих донесениях Кутузову, что ополченцы в схватках с врагом зачастую ни в чем не уступают солдатам регулярных частей. Вот как он описывал действия ратников ополчения в боях за Полоцк: «Сбросив с себя армяки, ратники выбегали из цепи, устремлялись в рукопашный бой, дрались прикладами и топорами, бесстрашно бросались под град пуль и картечей, сражаясь, как разъяренные львы, а при сильном натиске неприятеля стояли, как неподвижные скалы. Случалось им целыми колоннами встречать конницу прикладами и мгновенно ее опрокидывать».

Формирование дружин и полков ополченцев не прекращалось и после освобождения России от оккупантов. До конца наполеоновских войн в таких добровольческих частях побывало почти 400 тысяч русских людей. Среди ополченцев были и немало лучших представителей русской интеллигенции — С.Н. Глинка, А.С. Грибоедов, В.А. Жуковский, М.Н. Загоскин, И.И. Лажечников и многие другие.

Значительное число ополченцев, например, дружины из Костромской, Пензенской, Нижегородской и Рязанской губерний приняли участие в боях уже во время заграничных походах русской армии в 1813-14 годах. Русские ополченцы отличились при осаде Данцига и Гамбурга, в битвах под Лейпцигом и Магдебургом, во взятии Кенигсберга. Отдельные формирования ополченцев принимали участие даже во взятии Парижа весной 1814 года.

Таким образом, решение о создании народного ополчения, принятое 18 июля (6 июля по старому стилю) 1812 года, стало важным шагом к исторической победе России над одним из самых опасных врагов. http://rusplt.ru/wins/narodnoe-opolche nie-1812-istoriya-27439.html

На борьбу с наполеоновской армией в 1812 г. поднялись широчайшие массы великого русского народа. Наряду с мощным партизанским движением во время Отечественной войны 1812 г. большую роль в качестве резерва и помощника регулярной русской армии сыграли многочисленные народные и прежде всего крестьянские ополчения.

Борьба с громадной, считавшейся до тех пор "непобедимой" наполеоновской армией требовала вооружения широких народных масс. Правительство Александра I и помещики вначале боялись вооружать народные массы, однако в целях успешной борьбы с наполеоновской армией вынуждены были поддержать инициативу широких масс русского народа, поднявшегося против иноземных захватчиков. 1(13) июля 1812 г. Александр I в письме из Дриссы к командующему 1-ой, западной русской армией Барклаю де Толли заявил:

"Я решился призвать народ к истреблению оврага, вторгнувшегося в наши пределы... Надеюсь, что мы в этом отношении не уступим испанцам" 1 . 18(30) июля русское правительство издало манифест, в котором призывало к образованию ополчений в 16 ближайших к театру войны губерниях.

Ополчения формировались по трем округам. В первый округ входили ополчения Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Тульской, Калужской и Смоленской губерний, перед которыми ставилась задача - охранять Москву и пределы этого округа. Во второй округ входили ополчения Петербургской и Новгородской губерний, перед которыми ставилась задача охраны подступов к Петербургу. В третий круг по организации ополчения входили губернии: Казанская, Нижегородская, Пензенская, Костромская, Симбирская и Вятская, - ополченцы которых до особого повеления не отрывались от сельских работ.

Манифест определял ополчение как "...временное верных сынов России ополчение, устроямое из предосторожности, в подкрепление войскам и для надежнейшего охранения отечества. Каждый из военачальников и воинов, при новом звании свое сохраняет прежнее: даже не принуждается в перемене одежды, и по прошествии надобности, то есть, по изгнании неприятеля из земли нашей, всяк возвратится с честью и славою... к прежним своим обязанностям" 2 .

Гнет крепостнических порядков чрезвычайно тормозил развертывание партизанского движения и создание ополчений. Без особого разрешения помещиков крепостным крестьянам было строго запрещено записываться в ополчение.

Ряд ополчений в 1812 г. претерпевал острый недостаток не только в вооружении, но и в командном составе. Дворяне хотели иметь в ополчениях командный состав исключительно дворянский, но офицеров-дворян для нужд ополчения явно не хватало, а выдвинуть хотя бы в низший командный состав способных ополченцев из крестьян дворяне долго не решались.

Действительной причиной успеха ополчений в 1812 г. было могучее движение народа, поднявшегося на борьбу с наполеоновским нашествием.

Несмотря на крепостнический гнет русское крестьянство в 1812 г. проявило чувство истинного патриотизма в борьбе за сохранение национальной независимости своей родины.

"В селах и деревнях, - писал русский офицер С. Глинка, - отцы, (матери, жены

1 Богданович М. "История Отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам". Т. I, стр. 171. СПБ. 1859.

2 Цит. по копии, хранящейся в Центральном военно-историческом архиве ГАУ НКВД СССР (ЦВИА), фонд Военно-ученого архива (ВУА), д. 3528, л. 46 и оборот.

стр. 118

благословляли сынов и мужей своих на оборону земли Русской. Поступавших в ополчения называли жертвенниками, то есть ратниками, пожертвованными отечеству не обыкновенным набором, но влечением: душевным. Жертвенники, или ратники, в смурых полукафтанах... с ружьями и пиками мелькали по всем улицам и площадям с мыслью о родине. Ласка, и привет сердечный везде встречали их. И дивно свыкались они и с ружьем и с построениями военными" 1 .

Главную массу ополченцев составили крестьяне. Однако наряду с крестьянами в ряды ополчения стремились и другие слои населения. Так например студент Медико-хирургической академии Федор Цасевский заявил, что он, имеет "...неограниченное желание, при настоящих в отечестве нашем военных действиях, быть соревнователем российского патриотизма" 2 , и просил о принятии его в ряды ополчения, куда и был зачислен.

Вливаясь в ряды русской армии, ополченцы показали многочисленные образцы самоотверженности и героизма в ряде сражений.

Общее количество ополченцев по всем трем округам достигло около 2,20 тыс. человек, представлявших собой мощный резерв регулярной русской армии 3 .

Первые крестьянские ополченские дружины были созданы в Смоленской губернии еще до правительственного манифеста смоленскими дворянами братьями Лесли.

21 июля 1812 г. Барклай де Томи в своем письме к смоленскому губернатору горячо поддержал инициативу смольнян в организации ополчений и партизанских отрядов.

Центром формирования смоленского ополчения был город Дорогобуж; число ополченцев Смоленской губернии, по далеко не полным данным, составило 12143 человека; кроме того несколько тысяч жителей Смоленской губернии непосредственно влилось в ряды русской армии во время ее стратегического отхода через эту губернию. Отряды смоленского ополчения включались в партизанское движение против наполеоновской армии и оказывали действенную помощь русской армии.

История возникновения и деятельности петербургского ополчения теснейшим образом связана с именем великого русского полководца М. И. Кутузова.

В начале войны 1812 г., еще до своего назначения главнокомандующим всеми русскими армиями, М. И. Кутузов с 17(29) июля 1812 г. занимая пост начальника, петербургского ополчения.

В отличие от некоторых сановных дворян, пренебрежительно относившихся к делу организации ополчений, Кутузов на этом посту развил чрезвычайно энергичную деятельность. В целях успешного формирования петербургского ополчения по его предложению были учреждены при ополчении два комитета: устроительный и экономический.

В обязанности устроительного комитета входило выяснение разнообразных нужд ополчения, прием ополченцев и назначение лиц командного состава.

Экономический комитет ополчения ведал сбором добровольных пожертвований и провианта, снабжением ополченцев оружием и одеждой, доставкой обоза и лошадей для нужд ополчения.

Бюрократическая машина, помещичьего государства чрезвычайно тормозила, действия этих комитетов. Кутузову пришлось добиваться у Александра I разрешения, чтобы ополченские комитеты имели право непосредственно сноситься с правительственными учреждениями. 29 июля 1812 г. Кутузов сообщал военному министру: "Его императорское величество по всеподданнейшему докладу моему, дабы дать более свободы и скорости действиям: устроительного и экономического комитетов ополчения, предоставил оным праве сноситься и с местами и лицами и требовать от кого нужно содействия и помощи" 4 .

Петербургское ополчение делилось на дружины, в каждой было 820 ополченцев; дружины подразделялись на сотни. Дружины были составлены по территориальному признаку: каждая дружина состояла из крестьян одного уезда либо живущих в соседстве; крестьяне-ополченцы одной и той же деревни находились вместе. Общая численность петербургского ополчения достигла 13405 человек.

Кутузов настойчиво добивался превращения ополченских полисов в боеспособные резервы русской армии. 18 июля 1812 г. он обратился к военному министру с письмом, в котором, поддерживая инициативу капитана Воде о сформировании двух ополченских конных артиллерийских рот, просил об отпуске орудий и другого вооружения для этих рот.

1 Глинка С. "Записки", стр. 44 - 45.

2 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3528, л. 169.

3 См. Богданович М. "История Отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам". Т. II, стр. 65 - 66.

4 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3528, л. 74.

стр. 119

нейше прошу ваше сиятельство приказать распорядиться, чтобы оные ружья как скорее можно назначены были в отпуск чиновнику, который для приема оных от экономического комитета ополчения имеет быть наряжен!" 1 .

Кутузов добился того, что петербургское ополчение было вооружено ружьями из петербургского арсенала.

После назначения своего главнокомандующим русской армией Кутузов продолжает уделять много внимания созданию боеспособных полков ополчения, в особенности московского. 17 августа 1812 г., в день своего прибытия в действующую армию, в Гжатск, Кутузов написал специальное письмо московскому губернатору, в котором указывал, что успешное выполнение задачи пополнения и усиления армии возможно через формирование ополчений; особое внимание обращал он на необходимость лучшего вооружения крестьян-ополченцев.

"Теперь, - писал Кутузов, - я обращаю все мое внимание на приращение армии... Ираклий Иванович Марков (начальник московского ополчения. - Л. Б .) извещает меня, что уже 11 полков военного Московского ополчения выступили к разным пунктам. Для сего надежного оплота желательно было бы иметь ружья с принадлежностями, и я, усмотрев из ведомостей, вами при отношении ко мне приложенных, что в Московском арсенале есть годных 11945 ружей и слишком 2000 мушкетов и карабинов, да требующих некоторой починки ружей, мушкетов и штуцеров слишком 18000, покорно просил бы вас теми средствами, какие вы заблагорассудите, приказать починкою исправить, а я как о сих, так и о первых узнаю от Военного Министра, где не назначено ни другого какого-либо употребления, может быть употреблю на ополчение, и вас не умедлю о том уведомить. Вывоз 80000, сверх ополчения вооружающихся добровольно сынов отечества, есть черта, доказывающая дух Россиянина и доверенность жителей Московских к Начальнику, их оживляющему. Вы, без сомнения, оный поддержите, так, чтобы армия в доверенности успехов своих могла при случае воспользоваться, и тогда прошу вас направить их к Можайску" 2 .

После издания манифеста 18 июля в Москве для работы по формированию ополчения были организованы из местных властей два комитета: комитет для приема и вооружения ополченцев и снабжения их продовольствием и комитет для сбора пожертвований деньгами, оружием и провиантом для нужд ополчения. В течение примерно месяца в Московской губернии было собрано 27500 (по другим сведениям, - 25800) ополченцев-крестьян. В течение августа 1812 г. в Московской губернии было сформировано и выступило в поход 12 ополченских полков: один конный казачий, три егерских и восемь пеших казачьих. Для вооружения ополченцев из московского арсенала было отпущено в каждый полк по 500 ружей и на каждого ратника - по 60 патронов (кроме оружия, собранного по добровольным пожертвованиям). Кроме 12 полков ополчения Московской губернии московские помещики Дмитриев-Мамонов и Салтыков по своей инициативе сформировали на свой счет еще два конных полка.

Не подлежит никакому сомнению, что без поддержки широких народных масс дворяне не могли бы организовать ополчение в тех размерах, в которых оно было сорганизовало. Многие факты свидетельствуют об исключительном подъеме патриотизма в народных массах в 1812 г., в частности в деле пополнения армии. "Одна старая женщина из подмосковной деревни, - рассказывает один из очевидцев, - привела... двух своих внуков для отправления их в армию и, положа им руки на голову, с глазами, возведенными к небу, произнесла сии слова: "Ступайте, друзья мои! Возвратитесь ко мне тогда только, когда не будет неприятеля на земле Русской, в противном случае проклятие мое вас ожидают" 3 .

Незадолго до Бородинского сражения русская армия усилила свои ряды не только новыми пополнениями рекрутов, но и крестьянами-ополченцами.

19 - 20 августа 1812 г. Кутузов сообщал генералу Тормасову: "Вчерашнего числа умножились они (русские войска - Л. Б .) 15 тысячами человек приведенными батальонами из рекрутских депо и последственно усилятся войсками Московского ополчения. Таким образом, ожидать я буду неприятеля на генеральное сражение у Можайска, возложив с моей стороны все упование... на храбрость русских войск, нетерпеливо ожидающих сражения" 4 .

23 августа русская армия расположилась при Бородине, где к ней присоединились московское ополчение численностью в 7 тыс. человек и смоленское ополчение численностью в 3 тыс. человек.

По свидетельству Барклая да Толли, ополченцы под Бородином были исполь-

1 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3526, л. 57.

2 "Труды императорского Русского военно-исторического общества". Т. VII, стр. 19 - 20.

3 См. Ростопчин "Правда о пожаре Москвы", стр. 65.

4 "Труды императорского Русского военно-исторического общества". Т. VII, стр. 75.

стр. 120

зованы для укрепления позиций русской армии.

"Мы, - писал Барклай де Толли, - не нуждались в работниках для укреплений, ибо имели в своем распоряжении от 15 до 16000 ополчения и множество потребных к тому орудий..." 1 .

В воспоминаниях Волховского 2 есть свидетельство о том, что большие резервы, которые шала, русская армия в сражении под Бородином в лице ополченцев, сыграли свою роль и в том отношении, что Наполеон побоялся к концу сражения пустить в ход свою гвардию 3 .

"...сильные колонны московского ополчений, - пишет Болховский, - которые мы имели в резерве позади нашего левого фланга, и которые Наполеон принял за нашу гвардию, внушили ему такую боязнь, что он считал крайне опасным рискнуть в этой попытке своим отборным войском, на которое он смотрел, как на свое последнее средство" 3 .

После Бородинского сражения командование русской армии распределило 14 тыс. московских Ополченцев в пехотные полки русской армии.

30 августа 1812 г. М. И. Кутузов в приказе по армиям за N 14 писал, что "Московское ополчение, почувствовав всю важность настоящего положения, яко верные сыны отечества, представили себя в ряды с нашими храбрыми войсками. О таковой важной жертве доводя до сведения всем армиям, извещаю, что оной слишком 14-тысяч распределены в 1 и 2 западные армии" 4 . В это же время был издан приказ по русской армии, указывающий, что ополченцы должны использоваться и для переноски раненых.

В рядах русской армии московские ополченцы-крестьяне совершили целый ряд героических подвигов в борьбе против наполеоновской армии. Так например 17 сентября 1812 г. охотники из ополчения, находившиеся в авангарде ген. Милорадовича под деревней Чириковой, "...с примерным мужеством "бросаясь на штыки, выгнали неприятеля из сей деревни" 5 . В этой схватке были взяты в плен генерал Наполеона Ферье и адъютант князя Понятовского граф Потоцкий. Главнокомандующий Кутузов всемерно использовал силы ополчения как резерв русской армии и поручал ополчениям вспомогательные операции, главным образом сторожевого и разведывательного характера.

В Тульской губерния в течение 36 дней было сформировано ополчение численностью в 13 300 человек, составлявших 7 полков (два конных казачьих, один егерский I четыре пеших казачьих) и одну конно-артиллерийскую роту, орудия для которой присланы были из Москвы.

В уездных городах также была вооружена часть жителей, в частности часть вооруженных пиками тульских жителей была придана батальону внутренней стражи. Тульская губерния представляла собой вооруженный лагерь: все ее население поднялось на защиту против наполеоновской армии.

Расположенное по берегу Оки, начиная от Алексина к Тарусе и к Серпухову за Каширу, тульское ополчение препятствовало наполеоновской армии переправляться через Оку и тем самым способствовало осуществлению стратегического плана Кутузова.

18 октября 1812 г. начальник тульского ополчения тульский гражданский губернатор Николай Богданов сообщая о действиях тульского ополчения дежурному генералу главной квартиры русской армии П. П. Коновницыну следующее: "...с начала еще сентября месяца Тульское ополчение занимает расстояние верст на 200 по берегу реки Оки в ту и другую сторону, начиная от Алексина к Тарусе, к Серпухову, и оканчивается за Каширою... почитая необходимо нужным препятствовать покушениям неприятеля переправиться через реку Оку, заранее еще расставил по вышеупомянутым местам кордоны, о чем имею честь относиться к его светлости 6 (т. е. Кутузову. - Л. Б .).

Рязанское ополчение, созданное в течение 5 недель, численностью в 15918 ратников составляло 7 полков (один конный казачий, два егерских и четыре пеших казачьих), ополченцы были вооружены пиками.

Несмотря на отсутствие огнестрельного оружия рязанское ополчение, так же

1 "Изображение военных действий первой армии в 1812 г..." Донесение Барклая де Толли, стр. 18. М. 1869.

2 Волховский - майор, дежурный штаб-офицер при 6-м пехотинском корпусе Дохтурова.

3 Война 1812 г. в дневниках военных и западных современников. Материалы ВУА главного штаба. Изд. под ред. Харковича. Вып. 1-й, стр. 237. 1900.

4 ЦВИА, фонд ВУА. д. 8524. л. 9 и оборот. Часть приказов приведена и у Богдановича. Цит. соч. Т. II, стр. 241.

5 Из раппорта Кутузова от 22 сентября 1812 г. из главной квартиры при с. Тарутине. Прибавление к газете "Северная почта" от 9 октября 1912 года.

6 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3509, л. 322.

стр. 121

как и тульское, находясь на правом берегу реки Оки, следило, чтобы наполеоновская армия не переправилась через реку. 16 сентября 1812 г. командующий рязанским ополчением генерал-майор Измайлов в своем рапорте из сборного места ополчения в селе Дединове сообщал Кутузову следующие сведения о действиях рязанского ополчения:

"...Вверенное мне ополчение я давно уже расположил по правому берегу Оки реки так, что два полка находятся теперь в биваках против самой Коломны, содержа бекеты (т. е. пикеты. - Л. Б .) и конные разъезды за наблюдением неприятельского появления...." 1 .

19 сентября 1812 г. командующий рязанским ополчением Измайлов снова через дежурного генерала Коновницына получил повеление Кутузова, чтобы рязанское ополчение старалось "...всеми силам обеспечить губернию от неприятельских поисков, особенно же большую дорогу к Рязани, прикрывая все транспорты, идущие сею стороной Оки к армии..."

Активными действиями против наполеоновской армии показало себя также и Калужское ополчение, состоявшее из 6 полков (одного конного и пяти пеших казачьих), общей численностью в 15 тыс. ратников.

Из рапорта начальника калужского ополчения генерал-лейтенанта Шепелева видно, что согласно распоряжению Кутузова от 25 сентября 1812 т. из состава калужского ополчения с прибавлением к нему части регулярных войск, 6 орудий и одного Тептерского казачьего полка, был сформирован особый корпус.

"Корпус тот, - доносил Шепелев, - поручен служащему в ополчении генерал-майору князю Яшевлю 2 с тем, чтобы завтрашний день, выступи отсюда, следовал прямо через Мещовск и Жиздру в город Брянск и оттуда, очистив Рославль, производил бы поиски над неприятелем как в том Рославльском, так и в Елинском уездах, не оставляя Брянска без надлежащего всегдашнего прикрытия" 3 .

Калужское ополчение, действуя совместно с крестьянами-партизанами, успешно проводило партизанские действия против наполеоновской армии.

"Доношу вашей светлости, - писал начальник калужского ополчения генерал-лейтенант Шепелев 2 октября 1812 г. Кутузову, - что вверенное мне калужское ополчение с тех пор, как устроены батальоны, расставлены в назначенные от меня пункты и определены надзору их дистанции, неусыпно действуя, поражают и истребляют не только мародеров, но и партии французских фуражиров, которые наглою алчностью взяли было повадку на уезды Жиздринской, Можайской, Мещовской, Юхновской, Медынской и Боровской, но... редкой из злодеев тех вырывается из рук воинов, казаков и самих крестьян. Успехи сего доказываются великим числом убитых и множеством пленных ко мне с действующих мест доставляемых" 4 .

20 сентября 1812 г. калужские ополченцы 3-го казачьего пешего полка уничтожили 2 отряда наполеоновских войск у деревни Паньиной. В руководстве этими боями особенно отличились подпоручик Протопопов и прапорщик Савинов.

26 сентября 1812 г. полковник Яковлев, командир 4-то пешего казачьего полка калужских ополченцев, расположенных в Мосальском уезде, узнал о нападении отряда наполеоновской армия на село Потапово. Посланные на истребление этого отряда ополченцы под командованием поручика Литвинова, несмотря на превосходство сил противника, стремительно напали на неприятеля; было взято в плен 64 наполеоновских солдата, еще больше убито.

При отступлении наполеоновской армии русские ополченцы в бою под Малоярославцем наряду со старыми солдатами русской армии показали образцы геройства и отваги, заслужив признание в этом даже со стороны наполеоновских генералов.

Сегюр рассказывает, что после сражения под Малоярославцем у Наполеона происходило совещание, как идти наполеоновским войскам через Калугу, Медынь или Можайск. На этом совещании один из наполеоновских маршалов, Боссьер, по словам Сегюра, заявил Наполеону: "Мы только что убедились в недостаточности наших сил. А с каким неприятелем нам придется сражаться? Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, "едва вооруженные и обмундированием, шли на верную смерть?" 5 . Маршал Боссьер в заключение заявил о необходимости отступления, и оно было молча одобрено Наполеоном.

Во Владимирской губернии было создано ополчение из 6 пеших полков численностью в 15086 ратников.

Владимирские крестьяне с большой го-

1 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3508, л. 141 и наоборот.

2 Так в подлиннике. Очевидно, Яшвилю. - Л. Б.

3 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3508, л. 195 и оборот.

4 ЦВИА, фонд ВУА, д. 3509, лл. 64 - 65.

5 "Французы в России". Сборник. Ч. 2-я, стр. 151. М. 1912.

стр. 122

товностью снабжали ополченские полки необходимым продовольствием. В газете "Северная почта" в N 72 от 7 сентября 1812 года в сообщении из Владимира, от 17 августа 1812 г. говорилось: "Крестьяне здешней губернии отличались также усердием своим к общему благу. Известясь от местного начальства о предстоящей надобности к продовольствию формирующихся здесь двух полков, щи принесли в пожертвование хлеба натурою 3250 четвертей, да деньгами 15314 рублей 25 копеек, так что в продовольствии тех полков никакого недостатка не предвидится".

В Ярославской губернии было сформировано 5 казачьих полков, общей численностью в 11112 ратников. 9 сентября 1812 г. командование русской армии отдало начальнику ярославского ополчения генерал-майору Дедюлину предписание о том, "...чтобы ополчение Ярославское защищало собственную губернию" 1 .

Тверское ополчение состояло из 6 полков: одного конного (665 человек) и пяти пеших (12366 человек). Большой активностью отметил себя конный полк тверского ополчения.

В рапорте генерала Ванценгероде Александру I от 24 сентября 1812 г. из деревни Давыдовки читаем, что в боевых действиях "...употреблены были конные казаки Тверского ополчения, которые действовали с отличным усердием и храбростью" 2 .

Петербургское ополчение проявило подлинный героизм, в сражениях при Чашниках на Березине и в особенности под Потоцком.

Петербургские крестьяне-ополченцы наравне со старыми солдатами регулярной русской армии показали образцы храбрости, самоотверженности и героизма.

10 октября 1812 г. командир 1-го отдельного корпуса (в состав которого было включено петербургское ополчение) генерал-лейтенант Витгенштейн в своем рапорте сообщал Кутузову о занятии русскими войсками Полоцка, так оценивал действия ополченцев сражавшихся в одних рядах с регулярными войсками.

"О войсках.., - писал Витгенштейн, - я не могу сказать ничего более, как они дрались с обыкновенною их величайшею храбростью, а Санкт-Петербургское ополчение по приходе его ко мне было разделено по полкам, и каждый по одной дружине, к восхищению всех, дрались с таким отчаянием и неустрашимостью, что ни чем не отставали от своих сотоварищей старых солдат, а на ипаче отлично действовали колоннами на штыках... не было почти средства, останавливать людей, которые колонками кидались с великим ожесточением на неприятельские батареи и окопы" 3 .

Герой Отечественной войны 1812 г. знаменитый партизан Д. В. Давыдов прямо заявляет, что Полоцк был взят русской армией благодаря героической борьбе петербургских ополченцев. "Граф Витгенштейн, - пишет Д. В. Давыдов, - обязан был взятием Полоцка ополчению... Уже было послало войскам приказание отступать, но ратники воспротивились, и Витгенштейн, вынужденный их поддержать, овладел городом" 4 .

Новгородское ополчение, входившее вместе с петербургским в состав 2-го ополченского округа численностью в 10522 человека, участвовало в 1812 г. в сражении при Березине. Ополчения 3-го округа, так называемые резервные ополчения Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерний, были сформированы в конце войны 1812 г. общей численностью в 45690 человек.

Кроме ополчений губерний 1, 2 и 3-го округов ополчения были созданы и в ряде других губерний, например на Украине, где, помимо казачьих полков, были сформированы крестьянские ополчения, входившие в ополчения 3-го округа и представлявшие резерв русской армии. Эти ополчения непосредственно участвовали в преследовании отступавшей наполеоновской армии. Украинское ополчение билось под Полоцком, принимало участие в осаде Замостья, охраняло кордонную линию по границам Минской, Могилевской и Киевской губерний, участвовало в смоленских операциях в составе корпуса генерала Ожаровского и в боях на Волыни в составе корпуса генерала Рота.

Известный военный теоретик Клаузевиц своей истории войны 1812 г. правильно отмечает рачительную роль ополчений. "Вокруг Москвы, - пишет Клаузевиц, - во всех соседних губерниях, как то: Московской, Тверской, Ярославской, Рязанской, Владимирской, Тульской и Калужской, были сформированы ополченские дружины, которые хотя и были вооружены по большей части только пиками, но все же составляли довольно значительные отряды, против которых французам приходилось создавать фронт и быть постоянно настороже" 5 .

После изгнания наполеоновской армии из России ополченские полки приняли участие в заграничном походе русской армии. Так например калужское, тульское, ярославское, петербургское и новгородское ополчения принимали участие в осаде Данцига. Рязанское ополчение участвовало в блокаде крепости Глогау. 1-й конный полк тульского ополчения вместе с армией дошел до Парижа.

Все эти факты с несомненностью говорят о том, что ополчения во время войны 1812 г. под руководством Кутузова сыграли значительную роль как резервы и помощники регулярной русской армии в борьбе за национальную независимость России, против наполеоновского завоевательного нашествия.

Наполеон жестоко просчитался, когда 19 июня 1812 г. в Вильно хвастливо и самонадеянно заявил русскому посланнику Балашову:

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир) . Google . Yandex

Вторжение Наполеона в Россию 12 июня 1812 года вызвало широкое патриотическое движение народных масс.

Ополчение создавались в близлежащих к театру военных действий 16 губерниях, разделенных на три округа. Задачей ополчений первого округа была защита Москвы, второго, в который входило Петербургское ополчение, - Петербурга; ополчения третьего округа были резервными. Формирование его началось после издания манифестов от 6 и 18 июля 1812 года о создании ополчения "в подкрепление войскам и надежнейшего охранения отечества".

17 июля петербургское дворянство на губернаторском собрании постановило провести сбор ополчения и единогласно избрало его начальником М.И. Кутузова. По его предложению было создано два комитета - устроительный и экономический. Первый занимался приемом, обучением, вооружением ополченцев, формированием дружин. Второй - снабжением продовольствием, обмундированием, лошадьми, сбором пожертвования.

Помещались комитеты в доме барона Раля на набережной Мойки, напротив Новой Голландии. (Ныне этот участок дома N 108 по набережной реки Мойки). Большинство ополченцев составляли крепостные крестьяне, были добровольцы из числа дворовых людей, ремесленников, чиновников, студентов, отставных военных.

Формирование Петербургского ополчения проходило быстро, четко и успешнее, чем в других губерниях. В этом была большая заслуга М.И. Кутузова. По его распоряжению в дружины были посланы офицеры, унтер-офицеры и опытные солдаты из регулярных частей для организации и обучения ополченцев. Они лучше других были вооружены огнестрельным оружием. Всего ополченцев насчитывалось 15 279 человек.

30 августа новый начальник Петербургского ополчения, сменивший М.И. Кутузова, назначенного главнокомандующим русскими армиями, П.И. Меллер-Закомельский доносил Александру I о готовности к выступлению в поход.

Торжественные проводы Петербургского народного ополчения состоялись 1 сентября на Исаакиевской площади. "День был ясный и довольно жаркий..., - писал воспитанник Горного кадетского корпуса Ф. Политковский. - Знамена С.-Петербургского ополчения были освящены в Исаакиевском соборе, на коих был изображен крест, а вокруг его следующая надпись "сим победиши"...".

Петербургское ополчение выступило в подкрепление отдельного корпуса генерала П.Х. Витгенштейна, прикрывавшего петербургское направление.

6 октября началась упорная и кровопролитная битва за освобождение Полоцка, в котором Петербургское народное ополчение получило свое первое боевое крещение.

Командующий корпусом доносил 8 октября: "...С.-Петербургское ополчение... к восхищению всех дрались с таким отчаянием, что ни в чем не отставали от своих товарищей старых солдат, а наипаче отлично действовали колоннами на штыках...".

"Бородатые люди, - признавался французский маршал Сен-Сир, - дрались с наибольшим ожесточением и выказывали наибольшее мужество".

Освободив Полоцк, корпус П.Х. Витгештейна начал преследовать французов.

В последних числах декабря 1812 года начался освободительный поход русских армий в Европе. Петербургское ополчение принимало участие в наступлении в Восточной Пруссии. 25 декабря был занят Кенигсберг.

В июне 1813 года к Данцигу вышли казачьи полки атамана Платова. В подкрепление к ним было направлено несколько ополчений, в том числе Петербургское, но только 17 декабря 1813 года Данциг капитулировал. Осада Данцига была последним сражением Петербургского ополчения.

22 января 1814 года Петербургское ополчение выступило в обратный путь, который завершился 12 июня. В этот день 4197 ополченцев вошли в Петербург, где были торжественно встречены на Исаакиевской площади. Вскоре они были распущены по домам, а знамя ополчения передано на хранение в Петербургский арсенал.

Ополчения стало серьезным источником резервов для армии. Уже в процессе формирования ополчения ярко проявился патриотизм крепостных крестьян и других слоев населения, стремившихся принять активное участие в борьбе за свободу Отчизны. В Смоленской губернии в ополчение вступило свыше 13 тысяч ратников, в Московской — более 34 тысяч, в Тверское — почти 16 тысяч. Всего по трем губерниям в ополчение вступило свыше 230 тысяч ратников.

Организационно московские ополченцы были сведены в полки , оде­вались в крестьянскую одежду: рубаха с косым воротом, длинный серый кафтан, шаровары из сукна, сапоги и фу­ражка с крестом. Офицеры носили обычные армейские мундиры. Каждый полк получил из арсенала ружья и пат­роны. К середине августа московское ополчение было сформировано.

В начале Отечественной войны 1812 г. , когда вся стра­на была охвачена патриотическим подъемом, Куту­зов М.И. сыграл выдающуюся роль в формировании Петербург­ского ополчения . Он с большим увлечением занимался этим делом, отдавая ему все свои силы, знания и боевой опыт.

Как и в Москве, в Петербурге решили брать в ополче­ние 10 человек от каждых 100 человек населения. Но же­лающих оказывалось больше. С раннего утра до поздне­го вечера приходили в Казенную палату крестьяне, дво­ровые люди, чиновники, ремесленники, студенты с просьбой записать их в ополчение.

Опытность, высокий авторитет Кутузова, его неутоми­мая энергия позволили в короткие сроки создать Петер­бургское ополчение. По его предложению было образова­но два комитета: Устроительный и Экономический. Первый занимался приемом ополченцев, формированием дру­жин, обучением, а второй — снабжением ополченцев ору­жием, обмундированием, приобретением транспорта, сбо­ром пожертвований от населения.

Петербургское ополчение в отличие от Московского делилось не на полки, а на дружины , в каждую из кото­рых зачислялись ополченцы одного уезда. Дружина со­стояла из 4 сотен, а сотня — из 200 ополченцев. Всего было сформировано 15 дружин.

Петербургское ополчение было лучше сооружено и обучено, чем другие. Кутузов добился получения из арсе­нала 10 тыс. ружей, размещения ополченческих дружин в Измайловских казармах, выделения из учебных грена­дерских батальонов 80 человек старослужащих солдат и барабанщиков для организации и обучения ополченцев.

Большое внимание уделялось боевой подготовке опол­ченцев, овладению ими элементарными тактическими приемами борьбы. Для всех ратников вводились правила фронтового обучения, разработанные лично Кутузовым в «Положении о Петербургском ополчении».

Ополченцы были обязаны знать свое место в ряду и шеренге и не отрываться друг от друга, а в рассыпном строю не терять друг друга; уметь правильно заряжать, стрелять и дейст­вовать штыком; знать повороты, маршировку в ногу, по­строение фронта, колонн и отделений.

В Петербурге с 27 августа на трех плацах в течение пяти дней производилось ускоренное обучение 13 тыс. ратников. Впоследствии Петербургское и Новгородское ополчения ис­пользовались для усиления войск, прикрывавших Петербург. Несколько позднее включились в военные действия другие ополчения, а также калмыцкие, татарские и башкирские полки.

Почти месяц Кутузов оставался начальником Петер­бургского ополчения. С необычайной энергией он создавал крестьянские дружины, вооружал и обучал их военному делу. Современники вспоминали, что, глядя на него, когда он с важностью заседал в Казенной палате и комитетах ополчения, входя во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда до этого не стоял на высоких ступенях почестей и славы.

Народному ополчению, бесспорно, принадлежит боль­шая роль в разгроме наполеоновской армии. Оно стало могучей военной силой и внесло ощутимый вклад в до­стижение победы в Отечественной войне 1812 г. Блокада Москвы народным ополчением давала возможность рус­скому командованию не распылять основные силы армии, держать их компактно и спокойно готовить для контрна­ступления.

На пост московского ге­нерал-губернатора был назначен граф , который отличался самодурством и крайней по­дозрительностью, он всюду искал шпионов и озадачивал мо­сквичей своими выходками. После Бородинского сражения Ростопчин уверял , что вышлет ему кроме 30 тыс. ополченцев еще около 80 тыс. вольной московской дружины. Кутузов, безусловно, рассчитывал на эти силы и соот­ветственно строил свои планы. Но, подойдя же к Москве, он убедился, что этих войск не существу­ет…

В Тарутинском лагере в круг неустанных забот Кутузова входили мероприя­тия по использованию в вооруженной борьбе народного ополчения. К концу сентября формирование ополчения в основном закончилось.

Ополчения первых двух округов, предназначавшиеся для обороны Москвы и Петербурга, были собраны, вооружены и снабжены трехмесячным за­пасом продовольствия еще раньше. Общее число воинов ополчения распределялось следующим образом: 1-й ок­руг — 123 359 , 2-й округ — 23 927 , 3-й округ — 45 690 че­ловек, а всего — 192 976 человек. Надо отметить, что в работах ряда историков приводятся цифры, превышающие 200 тыс. чел.

По оценке военного историка Богдановича М.И. на основании дошедших до нас сведений о пожертвованиях, несмотря на разорение неприятелем многих областей империи, вклад их «на пользу общую» составляет не менее 100 млн. рублей . Из них 60 млн. рублей собрали в ближайших к театру военных действий 16-ти губерниях России, разделенных на 3 округа.

Из почти 200-тысячной армии ополченцев 147 тыс. че­ловек принимали непосредственное участие в борьбе с противником в период пребывания Наполеона в Москве . Ополченцы 3-го округа (45,7 тыс. человек) находились в резерве.

В связи с поспешностью формирования ополчение не имело достаточной военной подготовки, к тому же было вооружено в основном пиками. Поэтому его нельзя было включать сразу в действующую армию. Сначала оно ис­пользовалось в основном для охраны подмосковных губерний, создания партизанских отрядов , прикрытия важных дорог и объектов (Брянск, Калуга, Коломна), а также для пере­крытия путей, ведущих из Москвы.

Народное ополчение охватывало значительные массы населения. В нем принимали участие не только жители районов, примыкавших к театру военных действий, а также городов и сел, где прошла война, — в полках опол­чения кроме смоленских, московских и калужских кресть­ян были крестьяне из Костромы и Нижнего Новгорода, из Вятки и Пензы.

В 1812 г. крепостное крестьянство составляло около 44% населения империи (23 млн. человек). Ус­ловия жизни большинства крепостных были просто чудовищными. Основной контингент ополченцев как раз и состав­ляли крепостные крестьяне , верившие, что за участие в войне их освободят от крепостного гнета. В ополчение также вступали горожане, ремесленники, интеллигенция и передовая дворянская молодежь.

«К сожалению, в основном принуждали силой, а настоящих добровольцев было крайне мало, ведь люди понимали: случись что, потом ни от кого ни помощи, ни благодарности не дождешься. Будущий декабрист Д.И. Завалишин записал слова одного из таких «добровольцев»: «Вот если бы, господа, вы нам тогда сказали, что будет сбавка службы, да не будут загонять в гроб палками, да по отставке не будешь ходить с сумой, да детей не будут бесповоротно брать в солдаты, ну, за это бы и мы пошли». Вот такой был в 1812 году народный патриотизм. Да и трудно было бы ожидать чего-то иного от совершенно бесправных людей». (Е. Гречена «Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах», М., «Астрель», 2012 г., с. 243).

Уже в боях под Смоленском ополченцы приняли боевое крещение, ратники активно действовали также в Бородинском сражении . Рассказывая об одном из эпизодов Бородинского боя, французский офицер Винтурин писал: «И вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова».

Особенно широко силы ополченцев использовались в борьбе с врагом в период Тарутинского «сидения» и контрнаступления русской армии. Во время пребывания французов в Москве ополченцы вместе с партизанскими отрядами прочно закрыли расходившиеся из древней столицы дороги на Тверь, Ярославль, Владимир, Рязань, Тулу, Калугу, наносили чувствительные удары противнику, истощая и деморализуя его живую силу.

В период контрнаступления, начиная с разгрома корпуса Мюрата на реке Чернишне, ополченцы принимали участие во всех крупных сражениях. Высокую оценку воинской храбрости ополченцев давали многие русские военачальники. Генерал Витгенштейн П.X. , освободивший 8 октября Полоцк, отмечал в своем донесении Кутузову, что ополченцы, дравшиеся с исключительной неустрашимостью, ни в чем не отставали от старых солдат регулярных частей.

«Сбросив с себя армяки, — писал он, — ратники выбегали из цепи, устремлялись в рукопашный бой, дрались прикладами и топорами, бесстрашно бросались под град пуль и картечей, сражаясь, как разъяренные львы, а при сильном натиске неприятеля стояли, как неподвижные скалы. Случалось им целыми колоннами, крикнув «ура», встречать конницу прикладами и мгновенно ее опрокидывать».

← Вернуться