Патрисия томпсон. Американская дочь маяковского. Что она рассказывала об этой встрече

Подписаться
Вступай в сообщество «lenew.ru»!
ВКонтакте:

On Декабрь 14, 2013

Патриция Томпсон много лет скрывала тайну своего происхождения и открыла ее только в зрелом возрасте, когда добилась значительных успехов на научном поприще. Она — доктор философии, автор 15 учебников для детей, консультант образовательных программ, профессор Нью-Йoркского университета.

— Теперь я могу с гордостью сообщить, что я – дочь Маяковского, мой отец мог бы мной гордиться, — говорит госпожа Патриция.
Долгие годы даже дотошные исследователи и поклонники творчества Владимира Маяковского не догадывались, что у поэта есть дочь – смирились с мыслью, что гениальный творец ушел, не оставив потомства. Между тем, эмигрантка из России Елизавета Петровна Зиберт, позднее — Элли Джонс, родила от Маяковского дочь, и произошло это событие в Нью-Йорке, 15 июня 1926 года. Элли долгие 60 лет скрывала, кто был отцом ее ребенка. Только самые близкие люди были посвящены в эту тайну.
Вот, что госпожа Патриция рассказывает об истории любви своих родителей. Еще до революции Елизавета Петровна Зиберт работала переводчицей в американской организации помощи голодающим, она вышла замуж за английского экономиста Джорджа Джонса. Он увез ee сначала в Англию, потом в Америку. Спустя два года брак распался. Маяковский приехал в Америку в июле 1925 года. К моменту встречи с ним Элли еще не была официально разведена, но жила отдельно от мужа. Когда на свет появилась малышка, то Джордж Джонс поставил свое имя в ее свидетельстве о рождении, чтобы сделать ее законорожденной.
Маяковский и Элли встретились на поэтическом вечере. В Нью-Йорке поэту было непросто – он не говорил по-английски, поэтому сразу потянулся к молодой красивой женщине, приехавшей в США из России. После выступления он пригласил к себе нескольких друзей и новую очаровательную знакомую. Вечеринка у поэта растянулась на всю ночь. А утром Маяковский предложил Элли посмотреть на рассвет над Бруклинским мостом. Весь день они провели вместе, и потом не расставались до самого его отъезда. Маяковский влюбился в Элли — они гуляли, слушали джаз, обедали в русских ресторанах. Тогда он написал строки:
Нам смешны дозволенного зоны,
взвод мужей, остолбеней,
цинизмом поражен!
Мы целуем беззаконно! —
над Гудзоном
ваших длинноногих жен.
Патриция продолжает свой рассказ:
«Мама всегда подчеркивала, что Маяковский был совершенно неотразимым человеком с огромным чувством юмора, веселым и легким в общении. Когда я узнала, что Маяковский – мой отец, моя мама попросила не винить ее, что я с радостью выполнила – никогда мне не приходило в голову упрекать маму в легкомыслии, потому что моих родителей связывали большие чувства. Он называл маму ласковыми именами: Лозочка, Елкам, Елкич.
Мой отчим и два очень близких друга нашей семьи знали правду о моем рождении, но все молчали, чтобы не создать неловкости. Впрочем, при жизни Маяковского еще из опасения подставить его под удар».
Патриция бережно хранит все записи рассказов о своем отце, поведанные матерью на склоне лет в середине 80-х годов. Прошло столько лет, а Элли помнила дни с Маяковским ясно, будто вчера бродила с ним по Бруклину и провожала в Москву.
Достаточно сравнить внешность Патриции с обликом Маяковского, чтобы отбросить все сомнения – у отца и дочери одно лицо, те же крупные черты лица, большие выразительные темные глаза, статная осанка. Ей нравится, когда российские друзья называют ее Еленой Владимировной. Вот только стихов она не пишет. Однако является автором собственной модели отношений в семье, ее перу принадлежат множество научных исследований и статей по социальной тематике, вопросам личностных отношений. Патрицию Томпсон называют в научных кругах «философом бытовой сферы» и лидером теории гестианского феминизма. В Древней Элладе был культ Гестии, богини домашнего очага и семьи. Согласно выводам Патриции, каждый человек обитает в двух системах – в кругу родных и близких, а также в координатах гражданского общества. Обе эти системы существуют автономно. В ходе исследований Патриция сформулировала теорию двойных систем, в которой доминантной является система семейных связей.
Как выяснила со временем американка, Маяковского также чрезвычайно занимала идея формирования человека будущего, так что в какой-то мере Патрицию можно назвать последовательницей теорий великого отца. «Оказалось, что я, совершенно неосознанно, шла по тому же пути, что и мой отец. Речь не идет о поэзии, а о социальной справедливости», — сказала в одном из интервью Патриция.
В настоящее время она живет в трехкомнатной квартире на Манхэттене, в районе Вашингтон-Хайтс. Еe единственный сын Роджер с семьей поселился по соседству. В квартире дочери Маяковского все напоминает о поэте – на стенах висят его плакаты, фотографии, рисунки.
В одном из интервью Патриция приводит такие детали:
«Последнюю ночь перед отъездом мои родители провели вместе. Мама проводила его, но в порт, откуда отчаливал пароход, не пошла. Когда она вернулась домой, увидела, что вся ее постель устлана фиалками. Маяковский потратил последние деньги на цветы. Да, это была действительно романтическая любовь, короткая и трагическая. Тогда даже думать об их дальнейшей совместной жизни было невозможно. Ведь мой дeд был помещиком и бежал в Канаду от красных».
Предки матери Патриции переселись в Россию из Германии в годы царствования Екатерины Великой. Ее дед купил земли на Украине, детям дал прекрасное образование. Елизавета Петровна Зиберт владела немецким, французским, английским, переводила на русский язык Рильке и Гете. Так что с Маяковским их объединяла не только страсть, но и духовное родство. Поэт мчался на встречу с Элли при первой возможности, когда он приехал к ней в Ниццу, то с порога закричал: «Вот, я здесь!». В Нью-Йорке он познакомил Элли с Давидом Бурлюком, который нарисовал замечательный портрет возлюбленной Маяковского. Патриция хранит этот портрет как одну из главных семейных реликвий. Из личных вещей поэта в семье остались его рисунки и шаржи. Однажды влюбленные поссорились, дело чуть не дошло до разрыва, но Маяковский попросил прощение и изобразил, как Элли мечет молнии в его бритую голову. На другом рисунке Маяковский стоит у подъезда дома, где жила Элли, и пытается разогнать назойливых ухажеров, прибывших в шикарных в автомобилях.
Елизавета Зиберт сохранила множество интересных документов, Патриция систематизировала их и создала семейный архив, состоящий из 30 пухлых папок. Бережно хранится в архиве письмо, увы, единственное Владимиром Маяковским, дата — 26 октября 1928 год. В нем поэт писал: «Две милые, две родные Элли, я по вас уже соскучился, мечтaю приехать к вам еще хотя бы на неделю. Примите, обласкаете? Я жалею, что быстрота и случайность приезда не дала мне возможность раздуть себе щеки здоровьем, как вам бы нравилось. Надeюсь, в Ницце вылосниться и предcтать вам во всей улыбающейся красе. Целую вам все восемь лап. Ваш Вол.»
В Ницце поэт и две Элли, действительно, были счастливы. «Когда мы встретились с отцом, мне было около трех лет. Мама рассказывала, что однажды я начала играть с его рукописями, за что она больно шлепнула меня. Маяковский очень расстроился и сказал, чтобы она никогда больше не била меня. Маму он называл большая Элли, меня — маленькaя Элли. Мое русское имя Елена, меня назвали так в честь моей крестницы. Мoю бабушку тоже звали Хелен. Я говорила по-русски, но моя мать постепенно отдалила меня от русской среды. Кoгда мы вcтретили Маяковского в Ницце, я свободно общалась на русском, знала немецкий и французский. До пяти лет совсем не говорила на английском», — рассказала Патриция журналу «Русский клуб».
Дочь поэта написала книгу «Маяковский на Манхэттене». Несколько лет назад она приезжала в Россию. Первым делом посетила Новодевичье кладбище, чтобы поклониться могилам отца, бабушки и тетушек. Кроме того, Патриция привезла из Америки частицу праха Элли, чтобы символично объединить мать с Маяковским, которого она любила всю жизнь.
Многих удивило, что Патриция выразила желание повидать Веронику Полонскую, возлюбленную Маяковского.
Патриция говорит: «Она оказалась на редкость красивой женщиной, даже в возрасте. Я спросила госпожу Полонскую, почему в своей предсмертной записке Мaяковский упомянул ее имя, а не наше с мамой. Она приложила руку к груди и скaзалa: «Он хотел защитить и меня и вас». Я поняла: конечно, Мaяковский не мог упомянуть нас из соображений безопасности, и потом эта записка, написанная за два или три дня до его внезапной гибели, тоже довольно подозрительна. Я не считаю, что он покончил с собой. Я не верю в это. Кстати, многие не верят. Полонская подарила мне небольшой бюст Маяковского, где он с сигарой. Она также поведала, что отец всегда носил у груди подаренную мной авторучку. Помимо этого, в москoвcком архиве, в записной книжке Маяковского я видела запись со словом «дочка». A вообще-то, мне достаточно только посмотреть на себя в зеркало, чтобы удостовериться, что я его дочь».
Сын Патриции — Роджер Шерман Томпсон — адвокат по вопросам интеллектуальной собственности. Женат, но поскольку своих детей не было, Томпсоны намеривались усыновить ребенка в России, но из-за бюрократических проволочек этого сделать не удалось. Они усыновили мальчика из Колумбии, его зовут Логан, он учится в колледже и собирается стать юристом.
Дочери Маяковского в этом году исполнилось 87 лет. Недавно она перенесла операцию, но по-прежнему полна энергией и интересом к жизни, читает прессу, постоянно следит за новостями по телевизору. Последняя ее поездка в Москве состоялась в качестве почетного гостя международной конференции «Соотечественники – потомки выдающихся россиян», где ее удостоили памятной медалью. Ей хотелось бы побывать на родине отца в селе Багдади близь Кутаиси, где проводились торжества в честь 120-летия Маяковского. Но здоровье не позволило решиться на такой долгий путь. Однако старые друзья с родины поэта навестили Патрицию в памятный день.

Совпавшая по времени смерть сына Есенина и дочери Маяковского позволяет вспомнить: наше прошлое не так далеко ушло, как нам порой кажется

Текст: Фёдор Косичкин
На фото: Хелен Патрисия Томпсон - дочь Владимира Маяковского и Елизаветы Зиберт; Александр Есенин-Вольпин — сын Сергея Есенина и переводчицы Надежды Вольпин

С интервалом в две недели из США пришли два печальных сообщения: 16 марта в Бостоне скончался в возрасте 91 года последний (как по году рождения, так и по году смерти) сын Сергея Есенина — Александр Есенин-Вольпин, а 1 апреля в Нью-Йорке — единственная дочь Маяковского — Елена-Патрисия Томпсон, также в почтенном возрасте 89 лет.

НЕПОДВЛАСТНЫЕ ВРЕМЕНИ
Долгие биографии этих двух людей имеют больше черт различия, чем сходства. Один был крупным советским математиком и при этом — убеждённым и последовательным антисоветским нонконформистом, что привело его сначала в советские психушки, а потом — в вынужденную эмиграцию, в которой он провел 45 лет из своих 92. Своего знаменитого отца, погибшего, когда Александру было полтора года, он никогда не видел и, естественно, не мог помнить, и не то чтобы стеснялся, но родство с Сергеем Есениным не афишировал, взяв поэтому фамилию матери.


Патрисия Томпсон, напротив, была американкой с рождения. Она, естественно, знала, что ее мать — выходец из России, но о том, что ее отец — знаменитый русский поэт Владимир Маяковский, узнала, будучи уже вполне сознательной девятилетней девочкой. И это потрясло ее настолько, что она писала книги о мимолетном заграничном романе (если называть вещи своими именами) Маяковского, а как только оказалось можно, то есть в начале девяностых, — стала приезжать в Россию, принимала активное участие в мероприятиях, связанных с именем Маяковского, в общем — хранила память. Причем, надо отдать ей должное, — не теряя при том как доставшегося ей, видимо, от отца артистического чутья, так и чисто американского здравого смысла.

Но есть между ними и нечто общее. Они напоминают нам, как на самом деле близки эпохи, кажущиеся давно ушедшими. Для современного школьника Есенин, Маяковский — это что-то то ли чуть позже , то ли чуть раньше Толстого. В общем, что-то далекое и не имеющее к нам сегодняшним никакого отношения. А оказывается, их родные дети — наши современники, они не только летали трансатлантическими самолётами, но и вовсю пользовались интернетом.

Надо признать, что такие зияния в русской поэзии случались и раньше. Когда урожденному рижанину, английскому историку и философу Исайе Берлину предложили в ноябре 1945 года в Ленинграде познакомиться с , он, по его собственному признанию, поразился так, словно ему предложили познакомиться с Диккенсом или Шекспиром. Умом он, конечно, быстро сообразил, что, в сущности, со времен «Бродячей собаки» прошло не так много лет и Анна Андреевна далеко не так стара, чтобы тут было чему изумляться — но иррациональное чувство было именно такое — что-то из давно минувшей эпохи. Что, конечно, усугублялось только что закончившейся Второй мировой войной.

А Мария Александровна Гартунг-Пушкина — та самая, некоторыми внешними чертами которой воспользовался , создавая портрет — дожила до 1919 года и, по свидетельству очевидцев, любила приходить на Пушкинскую площадь и подолгу сидеть на скамеечке напротив своего бронзового отца. Что дало повод комсомольскому поэту Николаю Доризо написать не очень уклюже, но искренне:

Во всей России знать лишь ей одной,
Ей,
одинокой
седенькой старухе,
Как были ласковы
и горячи порой
Вот эти пушкинские бронзовые руки.

Кстати, сам Доризо, пик популярности которого пришёлся на ранние шестидесятые, дожил до 2011-го. Но надо прямо сказать: как поэт он оказался позабыт гораздо раньше. И это, увы, совершенно нормально. Смена исторических эпох ускоряется, каждая эпоха становится короче нормальной, не оборванной искусственно человеческой жизни. И былые кумиры тихо доживают свой век на переделкинской даче.

Но при этом тех же Маяковского и Есенина мы будем помнить во все эпохи. Потому что есть вещи, неподвластные времени, — как бы ни банально это звучало. И настоящая поэзия — из их числа.

Патрисия Томпсон (англ. Helen Patricia Thompson, урождённая Хелен (Елена) Джонс, известная также как Елена Владимировна Маяковская; (15 июня 1926, Нью-Йорк - 1 апреля 2016, там же) - американский философ и писатель, педагог. Дочь Владимира Маяковского и русской эмигрантки Елизаветы Зиберт/wikipedia

Александр Сергеевич Есенин-Вольпин (англ. Alexander Esenin-Volpin, 12 мая 1924, Ленинград, РСФСР - 16 марта 2016, Бостон, США) - советский и американский математик, философ, поэт, один из лидеров диссидентского и правозащитного движения в СССР, пионер правового просвещения в диссидентских кругах советского общества, сын Сергея Есенина/wikipedia

Патрисия Томпсон: «Голос американский, но душа у меня русская». Героини этой истории имеют по несколько имен: американка из Нью-Йорка Патрисия Томпсон, она же - Елена Владимировна Маяковская, единственная дочь великого русского поэта-бунтаря; мать Елены Владимировны и невенчанная жена Владимира Маяковского Элли Зиберт, которую на родине, в башкирском поселке Давлеканово величали Елизаветой Петровной.

Патрисия Томпсон - автор 15 книг, одна из которых - «Маяковский на Манхэттене», выйдет в русском переводе в этом году, известна в Нью-Йорке как активная феминистка, специалист по философии, социологии и семейной экономике.

В течение 60 лет ее мать Элли Джонс скрывала от общества тот факт, что отцом ее дочки Пэт является известный советский поэт Владимир Маяковский .

Патрисия Томпсон объявила о том, что является дочерью Маяковского в 1991 году, после смерти матери и отчима. «Мама всегда избегала всяких разговоров по поводу ее романа с Маяковским . Было бы предательством с моей стороны по отношению к отчиму, которого я запомнила очень хорошим и предельно деликатным человеком, выдать ее секрет».

В четвертый раз навещая Россию, Патрисия Томпсон проложила свой маршрут на историческую родину через Москву в Давлеканово, где родилась и выросла ее мать. Построенный дедом дом уцелел, в нем сейчас располагается детский садик. Патрисия вынула из сумочки фото, сохранившийся план дома и прошлась по нему, словно была знакома с расположением комнат.

Дом с самых дедовских времен не перестраивался, и это прикосновение к прошлому вызвало бурю сентиментальных чувств в душе семидесятишестилетней женщины. Затем на берегу ей пел курай; молодой башкир, выводивший на тростниковой дудке немыслимой сложности печальный озон-кюй, показался Патрисии сказочным красавцем. Этот мелодичный образ родины своей матери и увезла любознательная американка в шумный Нью-Йорк.

Когда ее спрашивают, как Элли Зиберт удалось познакомиться с Маяковским , Патрисия Томпсон деликатно поправляет: «Лучше сказать, что Владимир Маяковский повстречал мою мать. Это случилось на вечеринке в Манхэттене во время его приезда в Америку в 1925 году. Матушка была очень хороша собой, ей шел тогда всего 21-ый год. Интеллектуалка, умница, она владела русским, английским, французским, немецким языками».

Дочь Владимира Маяковского Хэлен-Патриция Томпсон намерена включить воспоминания о визите в Башкирию в русскоязычное издание книги об отце
УФА, 11 июля. Дочь Владимира Маяковского Хэлен-Патриция Томпсон, находящаяся с частным визитом в Башкирии, намерена включить воспоминания о республике в русскоязычное издание книги «Владимир Маяковский на Манхэттене». На вопрос корреспондента ИА «Росбалт» о сроках выхода книги она ответила, что выпуск намечен на апрель 2003 года и будет приурочен к 110-летию со дня рождения поэта.

«Однако это будет не просто переводное издание», - заметила Патриция Томпсон. Она дополнит книгу воспоминаниями и иллюстративным материалом, собранным за три дня пребывания в Башкирии. Названия у книги пока нет. Но, по признанию Патриции Томпсон, она могла бы назвать одну из ее глав «Мое открытие башкирской земли» или «Паломничество в Давлеканово».

Вчера Патриция Томпсон, или, как она себя называет, Елена Владимировна Маяковская, побывала в башкирском городе Давлеканово, где в 1904 году родилась ее мать Елизавета Зиберт. Благодаря сотрудникам местного музея дочь Маяковского нашла упоминания о доме, где родилась Е.Зиберт, а также сам дом. Теперь в нем расположен детский сад. «Лучшего применения дому моей матери найти было нельзя. Она была бы счастлива, узнав об этом», - сказала по этому поводу Патриция Томпсон.

Легенды века. «Американская мечта» Маяковского родом из давлеканово . Дочь поэта мечтает побывать на земле предков
Дочь поэта Владимира Маяковского Елена Владимировна (официально Патриция Томпсон) живет и работает в Нью-Йорке. Она профессор университета, известный специалист в области семейной психологии, автор десятка трудов по специальности и книги о пребывании Маяковского в Америке. Она три раза приезжала в Москву. А теперь мечтает побывать в Давлеканово.

И вот почему: здесь 13 октября 1904 года в семье крупного землевладельца Петра Зиберта, выходца из Германии, родилась Элли Зиберт, будущая невенчанная жена поэта Владимира Маяковского , мать Патриции Томпсон.

Элли Зиберт получила хорошее образование, знала несколько языков. В начале двадцатых годов в Уфимскую губернию приехал англичанин Джордж Джонс, представитель Американской ассоциации помощи голодающим Поволжья. Он влюбился в привлекательную голубоглазую девушку с каштановыми волосами и женился на ней. Элли разделяла заботы своего мужа: готовила обеды для голодающих, раздавала продукты.

В 1923 году супруги Джонсы выехали за границу. Вначале жили в Англии, потом перебрались в США, в Нью-Йорк. Но совместная жизнь не сложилась. Они разошлись.

В 1925 году Владимир Маяковский , отправившийся в трехмесячное заграничное путешествие, прибывает в Нью-Йорк. Здесь жил в эмиграции его друг художник Давид Бурлюк, который стал гидом поэта. Он-то на одном из поэтических вечеров Маяковского и познакомил его с Элли Джонс.

В жизни Маяковского было немало женщин: встречались и серьезные любовные увлечения, и быстротечные романы, и легкий флирт. Но Элли стала судьбой, горячей и нежной любовью. 15 июня 1926 года у них родилась дочь, тоже Элли. Узнав о ее рождении, Маяковский обрадовался и очень хотел увидеть ее, но вырваться снова в Америку было трудно. В 1928 году поэт получил визу для поездки в Париж. В это же время Элли с дочерью отправилась на отдых в Ниццу. Туда из Парижа и приехал Маяковский . Там в первый и единственный раз дочь виделась с отцом.

О трагедии Маяковского Элли Джонс узнала из газет. Когда дочери исполнилось девять лет, ей рассказали, кто ее отец. Но это было семейной тайной: мать, а затем и отчим просили до их смерти никому не открывать правды.

Элли Джонс до выхода на пенсию преподавала русский язык, пропагандировала русскую культуру, собрала богатую библиотеку о Маяковском . Она умерла в 1985 году. И только в 1989 году Патриция Томпсон рассказала корреспонденту журнала «Эхо планеты», что она является дочерью поэта Владимира Владимировича Маяковского . Это стало сенсацией для мировой общественности. Фотографии давлекановки Элли Джонс, жены поэта, публикуются теперь во всех книгах о Маяковском , которые, кстати, выходят довольно часто.

Этим летом мне довелось побывать в Москве, в Государственном музее В. В. Маяковского . Заместитель директора по научной работе Муза Анатольевна Исмирова, узнав, что я из Уфы, подарила три редкие фотографии. Они напоминают о первом приезде дочери Маяковского Елены Владимировны и ее сына Роджера, внука поэта, в Москву в 1991 году. Заметим, кстати, что внук очень похож на деда.

Среди многочисленных экспонатов музея, рассказывающих о Маяковском , его жене и дочери, привлекает внимание книжечка Патриции Томпсон о заграничных путешествиях поэта. На обложке - шарж Маяковского 1925 года: в него, беззащитного, мечет стрелы любви Элли Джонс.

В музее мне сказали, что дочь Маяковского много лет мечтала побывать в России, на родине отца и матери. Приехав в Москву, где жил и работал поэт, она наполовину осуществила свою мечту. Теперь остается побывать в Башкортостане, в Давлеканово.

Недавно пришло письмо от поклонника Маяковского , москвича Н. А. Морева, который трижды встречался с дочерью поэта Еленой Владимировной и поддерживает с ней переписку. «Елена Владимировна, конечно же, имеет большой интерес к местам проживания своих матери, деда и бабушки по материнской линии, - сообщает Морев. - Вы ей можете написать…»

Он прилагает электронный и обычный адреса Патриции Томпсон. Может быть, какая-то организация пожелает пригласить дочь Маяковского на родину матери, послушать ее воспоминания, выступления. Несмотря на возраст, она легка на подъем и готова в дорогу.

Она, дочь обрусевшей немки и Владимира Маяковского , долго не знала, кто ее настоящий отец. Сейчас у нее два имени: по документам она - Патриция Томпсон, а сама она называет себя Еленой Владимировной Маяковской. Десять лет назад она была еще просто профессором одного из американских университетов, пока не написала первую книгу о своем отце.

Книга составлена по воспоминаниям матери - эмигрантки, возлюбленной Маяковского Елизаветы Зиберт. Американская дочь Маяковского впервые побывала в Башкирии, на родине своей матери - в городке Давлеканово, где сохранился в целости и сохранности дом, построенный дедом для всей семьи. Здесь она собирает материал для очередной книги об отце. Госпожа Томпсон много плачет, кокетничает и бесконечно восклицает "О!". Она не ожидала увидеть родовое гнездо точь-в-точь таким, каким рисовала его ее мать.

-Миссис Томпсон, вы уверены, что это и есть ваш родной дом?

Абсолютно. (Она не говорит по-русски, и мы общаемся через переводчика. - И.К. ) Сохранились документы, фотографии дома - он совсем не изменился. Здешний директор музея проводил исследования и тоже указал на это здание. Мама рисовала мне план комнат, я бродила по этому плану и, о чудо, нашла мамину комнату, комнату деда... Лучшего применения дому нельзя придумать (сейчас там располагаются детские ясли), мама была бы довольна.

- Как вы впервые заявили миру о своем статусе?

Это было в Нью-Йорке. Совершенно случайно встретила Евгения Евтушенко, набралась смелости подойти к нему и непринужденно так представиться: "Привет, я - дочь Маяковского ". Он: "Покажите ваши документы". И тогда я встала во весь, доставшийся мне от отца, рост, а Евтушенко, смерив взглядом, вынужден был признать, мол, да, что-то есть. Выпустив книжицу о своем отце, я десять лет ожидала обвинений в самозванстве. За это время побывала в Москве, где еще раз убедилась, что Маяковский не отказывался от меня как от родной дочери. Там, в музее, в одной из записных книжек я увидела запись, сделанную его рукой: "Дочка". Я плакала.

- Почему же после вашего рождения он не баловал вас общением?

Мать и отец встретились и стали возлюбленными в Америке, там же я и родилась и видела его, по рассказам мамы, один раз в двухлетнем возрасте. Конечно, я ничего не помню. Да, мать сначала никак не могла понять, что это такое: "противоречивые обстоятельства делают дальнейший контакт невозможным", как объяснял отец. Но потом, когда сразу же после его смерти из его кабинета исчезли все документы и даже ее фотография, мать поняла эти "обстоятельства". Я долго боялась приезжать в Россию, ведь мой дед по материнской линии был капиталистом, и я знаю, что у русских, в отличие от американцев, - долгая память.

- В вашей семье что-то сохранилось из личных вещей отца?

Кое-какие письма, два рисунка, выполненных его рукой. Один из них он набросал, когда мать с отцом поссорились. Отец нарисовал себя жутко удрученным под огромными красивыми глазами матери... Знаете, когда Маяковский умер, мать, поняла, что кроме нее никто не позаботится, чтобы сохранить во мне русскость... Умирая, она с тоской вспоминала этот дом, рассказывала мне вновь и вновь, как она играла в саду... Она учила меня русскому языку. Там, в Америке, надо мной смеялись дети, если я пыталась заговорить по-русски. А я, предполагая, что в Россию мне путь закрыт, не считала нужным знать родной язык.

- Когда увидит свет новая книга о Маяковском?

У нее еще нет названия, может, подскажете? Но в России появится она в апреле - роковом месяце для моего отца и будет приурочена к его 110-летию. Это не будет переписывание старого материала с добавлением башкирских эпизодов. Это будет полная переработка материала и полное его переосмысление. Думаю, в России книгу примут. Здесь так много знают об отце, я просто поражена: многие, с кем приходилось встречаться, просто читают его стихи наизусть

12.07.2003,
В гостях: Патриция (Елена Владимировна Маяковская) Томпсон
Ведущий: Сергей Бутман

12 июля 2003 г.
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Патриция (Елена Владимировна Маяковская) Томпсон – дочь Владимира Маяковского , автор книги "Маяковский на Манхеттене".[и Никлай Алексеевич Морев ]Эфир ведет Сергей Бутман.

С. Бутман – Вы знаете, мы ищем выход из этой ситуации уже многие десятки лет. Ситуация в понимании Владимира Маяковского , в знании его жизни. Сейчас в гостях у нас Елена Владимировна Маяковская – человек, о существовании которого многие, даже крупнейшие знатоки и наиболее страстные поклонники творчества Владимира Маяковского и страстные ненавистники, и те, кто с ним спорил всю жизнь, они не догадывались. Сегодня у нас в руках и книга Елены Владимировны "Маяковский на Манхеттене". Книгу можете получить, Андрей из Кисловодска, считайте, что книжка ваша уже, и будет причем с автографом Елены Владимировны Маяковской. Еще 3 книжки мы разыграем, просто скажите – я хочу книгу, пришлите мне на пейджер 961-2222, для абонента "Эхо Москвы", никаких вопросов страшных я задавать не буду. Вы можете смотреть то, что происходит, не только по телевидению, но и в Интернете, у нас здесь есть веб-камера, знаете, как в аэропорту, можно помахать. Можете смотреть, и вы увидите, что невольно, а может быть, интуитивно, что даже ведущий этой программы Сергей Бутман, что я надел желтую кофту сегодня, для того чтобы говорить о Маяковском . Елена Владимировна, добрый день. Мы очень рады вас видеть у нас и слышать в нашем эфире. Сегодня еще у нас в гостях Николай Алексеевич Морев, друг и творческий партнер Елены Владимировны. Здравствуйте, Николай Алексеевич.
Н. Морев – Добрый день, рад приветствовать вас.
С. Бутман – Елена Владимировна, давайте мы поговорим и о Маяковском , и о вашей книге, о том, что вы здесь, приехали далеко уже не первый раз, вы приехали и участвуете сейчас в событиях, которые связаны с Маяковским . Очень хорошо вы пишете здесь в книге, что есть разные Маяковские. Маяковский советской пропаганды, Маяковский живой, Маяковский поэт. Поэт Маяковский , которого вы избегали очень долго, не хотели оказывать под его влиянием. Вот давайте и вы, и я думаю, что и Николай Алексеевич, который вместе с вами работает, вот что для вас Маяковский , как он вам видится и слышится сейчас.
П. Томпсон – Я сказала на конференции, что Маяковский для меня как бы фантом, отец-фантом. Это более чем миф, это человек, которого надо снова изучать, для того чтобы понять всю его сложность. Он не настолько прост, как многие думают. Но единственное, что я могу сказать с уверенностью, это то, что мой отец, Владимир Владимирович Маяковский , любил Россию. Он надеялся, что у нее будет самое хорошее будущее. Мы можем иметь разные политические воззрения, но мы должны понять, что для Маяковского самое главное – это была Россия. Вопреки мнению многих людей, которые иногда задавали себе вопрос – что же именно любит Маяковский больше всего? Он, конечно, любил не скачки, хотя в Америке есть и лошадь, которую зовут Маяковский . Но я не собираюсь составлять лотерею и выяснять, кто выиграет в отношении того, что любил Маяковский . Единственное, что я знаю, это точно совершенно, что он любил меня, как отец может любить свою дочь.
Н. Морев – И мы имеем документы на этот счет и можем вас удивить некоторым образом.
С. Бутман – Вот прямо берите и удивляйте.
Н. Морев – Удивляем. Только недавно совсем в руки моей жены попала книжка о Раневской, удивительном человеке, выдающейся артистке, выдающемся человеке, независимой в суждениях, и уж ей-то не верить нельзя. И вот мы читаем из этой книги, из ее дневников потрясающее признание, после посещения ее Лили Брик: "Она говорила о любви к покойному Брику и что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила – отказалась бы и от Маяковского ? Она, не задумываясь, ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского . Мне надо было быть только с Осей". Бедный, она не очень любила его. Пришла СС (Соня Шамардина) и тоже рассказывала о Маяковском , он был первым в ее жизни. Рассказывала о том, какую нехорошую роль играл в ее отношениях с Маяковским Чуковский, который тоже был в нее влюблен. Когда они обе ушли, мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому , и даже физически заболело сердце. СС (т.е. Соня Шамардина) говорила, что Маяковский тосковал по дочери в Америке, которой было три года во время последней встречи". Здесь ошибка – два с половиной было года. Но не в этом дело. И вот то, что Маяковский не любил детей или относился прохладно к этому вопросу, вот опровергается абсолютно громадной фигурой.
С. Бутман – Я думаю, Елена Владимировна, у вас есть свои соображения о том, что такое Маяковский как отец. Не придуманный вами, не высчитанный через поэта, большого поэта, как бы там любить, не любить, и человек знаменитейший. Как вот это ваше ощущение, оно появлялось, что существует на свете Маяковский как ваш отец, и как оно изменялось? У вас тут есть в книге очень тревожные и непростые вещи и ощущения.
П. Томпсон – Хотелось бы узнать, что за тревожные такие вещи.
С. Бутман – Вы чувствовали силу этой личности как чужого человека, силу этой личности и хотели всегда быть самой собой, и тут ваше какое-то несколько сопротивление было такое.
П. Томпсон – Ну, нет ли такой поэмы, которую написал мой отец, – я. Конечно, это мое наследие. Т.е. не хочется стоять в тени своего отца, а быть самой собой. Если мужчина может быть самим собой, то почему я не могу, как женщина, быть самой собой и быть философом. Т.е. что, неужели женщина должна быть таким точным подобием своего отца? Я думала, нет, нет, нет, нет (произносит эту фразу по-русски). Я по-русски не говорю, поэтому хочу, чтобы меня точно поняли. Очень важно для каждого человека быть самим собой. Неужели вы думаете, что существует хромосома, которая создает человека, делает его аутентичным? Если есть такая хромосома, то, конечно, я унаследовала ее от отца своего.
С. Бутман – Вы знаете, наши дотошные слушатели (я напоминаю 961-2222, это пейджер, на который мы получаем вопросы), естественно, они хотят знать о подлинности того, что Владимир Маяковский ваш отец. Вот мы можем быть уверенны сколько угодно как дети, мы можем быть уверены как люди, но вот современное общество всегда требует доказательств. Доказательств фактических, фактологических, генетических – каких угодно. Потому что мы очень много видели разных историй, которые потом, увы, к разочарованию, оказывались неправдой.
П. Томпсон – Я уже это понимала и поэтому я ждала, когда я создам свою карьеру, стану профессором. Кроме правды, я, собственно говоря, ничего и не получаю. И я верю тому, что говорила моя мать, а именно, что в ее жизни больше не было никакого мужчины. Когда Маяковский был в Манхеттене, и это было обещание, которое они дали друг другу, потому что Маяковский сказал: "Будь верна только мне. И пока я в Америке будут только ты и я". И поэтому я верю, что когда Маяковский уехал из Америки, и она собиралась родить ребенка, и я верю, что и она знала, и Маяковский знал, что они были моими родителями. Есть, конечно, люди, которые скажут – нет, нет, Маяковский никак не мог иметь детей в Америке. Но я должна сказать, что настало время, когда надо понять и узнать всю историю Маяковского . Т.е. они сами решили, что они ничего об этом говорить не будут. Именно так поступают люди, которые считают, что их частная жизнь должна оставаться их частной жизнью. И вы должны, что если бы это стало публичным, да еще для моей матери в Америке в то время, то это было бы тоже нехорошо и для Маяковского , который возвращался в Россию. Т.е. это было очень смутное время. Т.е. что получается? Есть женщина, которая со своим ребенком, не может приехать в Россию, потому что после революции никто не приветствовал в России семью моей матери. Хотя моя мать и ее семья очень любили Россию, но они не могли вернуться в Россию. Это первое. Второе – то, что Маяковскому не позволили бы вернуться еще в Америку.
С. Бутман – Потому что родственники за границей, вот эта формулировка – родственники за границей.
П. Томпсон – Совершенно верно. Вот в этом и заключается объяснение, вполне человеческое, понятное.
С. Бутман – Вы знаете, я должен сказать в скобках сейчас нашим слушателям. Конечно, мы все люди строгие, мы все люди дотошные, мы видели здесь и в Москве очень много самозванцев, мы видели очень много детей императора, которых у него было больше, я не знаю, чем у кувейтского эмира какого-нибудь, мы очень много видели всего. Но эта история представляется нам реальной, и у меня нет никаких поводов не верить Елене Владимировне. Я думаю, что Николай Алексеевич тоже скажет два слова сейчас, до кратких новостей.
Н. Морев – В отношении документов буквально несколько слов. Один из документов приведен в книге Елены Владимировны "Маяковский на Манхеттене". Это письмо его двум Элли.
С. Бутман – Да, вот здесь можно посмотреть, кто по Интернету смотрит, тоже посмотрите…
Н. Морев – Это документ, как говорится, против которого никуда не денешься.
С. Бутман – 28 год, да.
Н. Морев – Есть запись Маяковского в записной книжке со слова "дочка", это одна из совершенно удивительных, странных и трагических записей в записных книжках. По письму Элли Джонс Маяковскому , которое существует в архиве Лили Брик, ее мать пишет (я примерно говорю) – дорогой Володя, запиши к себе в книжку: в случае своей смерти известить таких-то таких-то, и дается адрес. И Маяковский записал это в своей книжке. Значит, был какой-то разговор с ними об опасности, которая могла ожидать Маяковского . Вот что Хургин погиб у него на глазах в Америке, представитель "Амторга". На чистой воде, в тихий день…
С. Бутман – Да, была очень странная… сегодня у нас утром Майя Пешкова напоминала эту историю…
Н. Морев – …со Склянским, Склянский – секретарь Троцкого. И, видимо, что-то Маяковский сказал. Вот еще и почему они прижали друг другу пальцы к губам – будем хранить пока в тайне. И действительно, для пролетарского поэта, а ну-ка дочь в стране, которая не имеет дипломатических отношений с Россией, "замечательный фрукт" Маяковский .
С. Бутман – Пожалуйста, Елена Владимировна, вы хотели что-то добавить, просто я должен сказать, что через полминуты мы с вами прервемся, послушаем новости, а потом продолжим. Я должен сказать – здесь очень забавно, – конечно, это его дочь, просто посмотрите на нее. Хорошо, да, хорошо вы это пишете. Вы все вопросы свои можете задавать и после новостей, присылайте на пейджер. Сразу хочу сказать, это программа "Ищем выход", не буду я ни за что голосовать сегодня, мы сегодня с вами голосовать не будем, мы просто побольше поговорим с Еленой Владимировной, еще у нас будет 25 минут после новостей.
НОВОСТИ
С. Бутман – Много вопросов. У нас Елена Владимировна Маяковская в гостях, Патриция Томпсон – так ее еще называют. У нас в гостях ее друг и творческий партнер Николай Алексеевич Морев. Мы говорим сейчас о книге, которую написала Елена Владимировна Маяковская, говорим о Маяковском . Вы смотрите нас по Интернету сейчас, вы видите все, что происходит в нашей большой студии, включите, у нас на сайте теперь можно смотреть по Интернету, там чуть-чуть есть такое забавное, конечно, расхождение между звуком и изображением, но я думаю, что это вас не будет раздражать. У нас книги, очень много людей хочет книгу, и посылали нам на пейджер, что хотят книгу, безумное количество людей. Пока у меня только 4 книги, которые я могу разыграть, 12-летнему нашему слушателю уже пообещал, плюс еще 3 книги. У нас сейчас будет небольшой обмен, и все книги будут у нас с подписью Елены Владимировны Маяковской. Елена Владимировна, вот здесь Владимир спрашивает: "Даже товарищ Сталин не знал о существовании дочери. Не верю". Дальше: "Наше родное КГБ неужели не знало, что есть у Маяковского дочь?" Ну как бы оно ни называлось тогда, ГБ, НКВД, ГПУ, как вам больше нравится. Известно ли, знали ли в руководстве Советского Союза и наши секретные службы любимые?
П. Томпсон – Я не знаю, что знали люди в Советском Союзе. Да, давайте согласимся с тем фактом, что задача секретной полиции заключалась в том, чтобы защищать интересы страны. Другое дело, как интерпретировать эти интересы России, это уже меняется со временем. В стране, которая только еще формируется, которая еще только начинает осознавать себя, как случилось в Советском Союзе после революции, всегда существует естественная тенденция – подозревать. Но с другой стороны, возникает вопрос – что ж, неужели надо убивать тех, кто не согласен с этим. Вот в этом заключается разница между старым режимом и новым. Т.е. вот при новом режиме у вас есть так называемый открытый микрофон, и я могу говорить то, что я думаю. Я не думаю, что когда был жив мой отец, такая вещь существовала. Т.е. я полагаю, что я здесь для того, чтобы рассказать правду. А уж верят люди мне или нет, это мне безразлично. Потому что товарищ история за нас выскажется.
С. Бутман – У меня вопрос к товарищу истории. Не у меня, скорее, а у слушателей. Скажите, пожалуйста, у вас есть реальные, явственные воспоминания от единственной встречи, когда вы были совсем маленькая, во Франции, в Ницце. Тогда произошла, судя по всему, встреча ваша и вашего отца. Или все это о том, что ваша мама рассказывала?
П. Томпсон – Нет, нет, это не история, это факт. Маяковский неожиданно появился в Ницце, вот он сказал: "Я здесь". Моя мать чуть не умерла от этого. Вы можете себе представить, конечно, она этого не ожидала. Насколько вот я знаю, он там оставался три дня. Теперь попытаюсь ответить на ваш вопрос. Представьте себе маленького такого ребенка, и все, что я могла видеть, это что это длинные такие ноги. Но, конечно, вы и в России тоже понимаете, что такое кинестетическая память того, что ты воспринимаешь. Я помню, как он держал меня, я была у него на коленях, как он меня обнимал, как он ко мне прикасался, я это знаю. Конечно, кто-то может и посмеяться над этим, но тем не менее где-то в глубине такой вот такой кинестетической памяти это все остается, а эта память является самой древней. Я знаю, что между нами происходило такое объединение, еще и по-другому. И мне мать говорила, что когда он увидел меня в колыбели, он говорил – спит ведь, спит, наверное, ничего более притягательного, чем спящий ребенок нет. Я верю, что и он ко мне прикасался, и я не нему прикасалась, но что самое главное – что он увез с собой мои фотографии в Москву. Я знаю из авторитетных источников, что, когда он умер, Лиля Брик пришла в его кабинет и уничтожила мои фотографии. Зачем это делать кому-то?
С. Бутман – Есть много причин. Бывают причины политические, а бывают причины, извините меня, женские.
П. Томпсон – Да, конечно. Но есть разные женщины.
С. Бутман – Абсолютно согласен.
П. Томпсон – Моя мать не знала, что такое ревность.
С. Бутман – Скажите, пожалуйста, несколько слов, здесь просят, о своей маме, о ее предках и происхождении. Вы знаете, я хочу предупредить одну вещь, пока переводят Елене Владимировне. Много, очень много вы можете просто прочесть в книге. Увы, конечно, книжка не всем достанется, тираж-то какой у нас, 500 экземпляров.
Н. Морев – Мы рассчитываем на дополнение.
С. Бутман – Да, Николай Алексеевич?
Н. Морев – Институт мировой литературы контролирует этот вопрос.
С. Бутман – Хотя бы тысячи три. Понимаете, это можно прочесть. Сейчас хочется живые вещи от Елены Владимировны нам с вами получить, а не чтобы Елена Владимировна нам то, что она в книжке написала, пересказывала. Сведения о маме, удивительное происхождение вашей мамы, удивительная семья, скажите несколько слов.
П. Томпсон – Я с большой гордостью могу рассказать о корнях семьи моей матери в Башкирии. Во-первых, Екатерина Великая… не помню, это было в 17 или 18 веке, в 18 веке, она призвала, пригласила людей из Европы в Россию. Это, наверное, был самый замечательный указ по внешней политике в то время. Это наиболее открытый был указ, и она в свое время обещала предкам моей матери свободу вероисповедания, они были христианами-пацифистами…
С. Бутман – Они были менониты, насколько я понимаю.
П. Томпсон – Совершенно верно, менониты. Но что самое главное, что, когда они приехали в Россию, они обещали быть россиянами. И вот в течение 200 лет семья моей матери, она хранила это обещание – быть россиянами. И для меня в этом и заключается сущность чести. Когда моя мать была маленькой еще, она в школе выучила русский, английский и немецкий. И никогда моя мать никому бы не позволила что-нибудь негативное, отрицательное сказать о русских. Моя мать всю жизнь посвятила тому, чтобы попытаться объяснить американцам, что такое русские, что такое русская культура. И она всегда мне говорила, что необходимо проводить различие между политикой и людьми. Вот мой ответ на ваш вопрос. В книге этого нет, но тем не менее это то чувство, которое я с вами разделяю.
С. Бутман – Просят еще раз сказать настоящее, первое имя и фамилию мамы вашей. Елизавета Зибер, да?
П. Томпсон – Да.
С. Бутман – Немецкие колонисты, менониты, удивительная сама по себе история, вот это вы обязательно прочтете, я так думаю. Я сразу хочу сказать, что у нас книжки получат: Владимир (276), это из Москвы; Ирина (286), тоже из Москвы; из Петербурга Александр (164) и Андрей из Кисловодска (368 начинается его телефон). "Когда вы в первый раз приехали в Россию, были ли вы на земле ваших предков с маминой стороны?" – спрашивает Кирилл. Были ли вы там, в башкирских землях?
П. Томпсон – Нет, когда я в первый раз приехала, я не могла этого сделать. Поверьте мне, когда вы приезжаете в такую большую страну, причем в такое непонятное с исторической точки зрения время, это все как-то сбивает с толку. Но я всегда надеялась посетить места, где родились мои родители. Там, где родилась моя мать, в Башкирии, ну, и там, где родился мой отец.
С. Бутман – Ну, это должны вас или пригласить, и вы обязательно можете поехать, если грузинское руководство будет радо.
П. Томпсон – Я могу единственное сказать, что я вам говорю о своих личных переживаниях, а не о политических, конечно. Конечно, всегда ребенок хочет узнать, где родились родители.
Н. Морев – Просто маленькая ремарка.
С. Бутман – Да, пожалуйста, Николай Алексеевич.
Н. Морев – В прошлом году в июле Елена Владимировна вместе со мной посетила Башкортостан, встречали замечательно, дружелюбно, под патронажем Министерства печати, радостно, дом сохранен, в нем детский сад, около этого дома детишки встретили Елену Владимировну с цветами.
С. Бутман – Здорово.
Н. Морев – А в отношении Грузии мы получили еще несколько месяцев тому назад официальное приглашение от члена грузинского парламента Лордкипанидзе. И это подтверждено посольством, посольство ждет ее в течение следующей недели, просто из-за физической невозможности посетить Грузию к дате 19 июля, день рождения Маяковского , мы вынуждены ограничиться посещением грузинского посольства, там любезный посол по отношению к Елене Владимировне, ждет ее, будет ждать встречи.
С. Бутман – Чудесно.
П. Томпсон – Я надеюсь, что для этого не понадобится 10 лет, потому что я не думаю, что я 10 лет еще проживу.
С. Бутман – Вы знаете, у меня здесь очень много вопросов. Еще есть вопрос такой. Вы сказали, что ваша мама, ей было незнакомо такое чувство, как ревность. Я знаю, что и вы очень много занимаетесь, вы, как исследователь, как общественный деятель, вы очень много занимаетесь именно проблемами не такого, я бы сказал, базарного феминизма, как этим занимаются иногда, а настоящего подхода к настоящим проблемам положения женщина в обществе и взаимоотношений женщины и мужчины. Я это знаю. Но вот я бы хотел задать вопрос другой, слушательница наша спрашивает, несколько здесь вопросов было. Как вы и ваша мама оцениваете роль покойной Лили Брик? Как доброго гения и помощницы или как человека, который очень сильно мешал. А может быть, и не то, и не другое.
П. Томпсон – Я думаю, что роль Лили Брик очень сложная. Во-первых, надо помнить, насколько важен был Осип Брик, с точки зрения распространения раннего творчества Маяковского , с точки зрения поддержки его творчества. Я думаю, что в этот пакет входила и Лиля Брик, я думаю, что это был чрезвычайно умная женщина, ну, может быть, человек, который манипулирует другими. Отец, когда он был в России, он был, конечно, молодым, неопытным человеком. Она, с другой стороны, была женщина опытная, много знающая. Вот в этой студии присутствуют мужчины, которые в свое время, конечно, были молоды, когда на них обращала внимание такая зрелая, умная, опытная женщина, то, конечно, это как-то их сбивало с толку. А почему это не могло произойти с Маяковским ? Т.е. в отношениях с Лилей Брик существует несколько разных этапов. К тому времени, когда он приехал в Америку, действительно, и она признала, что вот эти интимные, физические какие-то отношения закончились.
С. Бутман – 25 год, если я не ошибаюсь.
Н. Морев – 30 июля 25 года.
П. Томпсон – Да, конечно. Это очень сложный вопрос.
С. Бутман – Еще два вопроса, очень важных, у нас осталось всего 5 минут. Вопрос первый. Есть ли для вас психологическая, документальная или ваша собственная версия гибели Маяковского , гибели вашего отца? Александр спрашивает.
П. Томпсон – Вы вот любезно указали на то, что я исследователь, ученый, я пока еще ожидаю дополнительных каких-то свидетельств и с помощью Николая Алексеевича я все-таки узнаю нечто новое, что я никогда не знала.
С. Бутман – Есть надежда, что такие документы могут отыскаться?
Н. Морев – Я не думаю. Есть две версии. Особенно интересная версия в книге Валентина Скорятина на эту тему, может быть, слышали.
С. Бутман – Да.
Н. Морев – Он недавно умер. У него есть такая двойственность: что есть вероятность, все-таки сохраняется, что Маяковского могли устранить, приведено много документов в эту сторону, но он сохраняет и версию о самоубийстве.
С. Бутман – У меня дополнительный вопрос. Самое главное, Елена Владимировна, для вас это важно знать, как это было точно?
П. Томпсон – Меня в Петербурге спросили об этом. Я сразу сказала – что бы ни случилось, он все равно умер. Для меня это имело критическое, большое значение, что он мертв. Почему? Точно я не знаю еще, но здесь я уже могу размышлять. Но единственное, что могу с уверенностью сказать, Маяковский не покончил жизнь самоубийством из-за женщины.
С. Бутман – Почему? Не был способен так любить?
П. Томпсон – Нет, потому что он революцию больше любил. И когда революция пошла по неправильному пути, тогда его сердце было разбито. Потому что он хотел, чтобы была лучшая Россия.
С. Бутман – Елена Владимировна, еще один вопрос, на который только вы можете ответить. "Имеется ли среди ваших детей и внуков, у кого есть талант к написанию стихов?" Все так мечтают, чтобы возродился когда-нибудь, через поколения, чтобы возродился кто-нибудь, кто писал бы, кто мог бы знакомить слова так, как Маяковский .
П. Томпсон – Так уж получилось, что по случаю 110-летия моего отца я написала стихи. С вашего позволения, Николай Алексеевич тогда на русском прочтет.
С. Бутман – Прочтите фрагмент. Я хотел бы окончить одним посланием нашей слушательницы. Пожалуйста, фрагмент мне прочтите.
Н. Морев – Кусочек. "Я здесь. Маяковский , это я громко стучу в дверь товарища истории. Я знаю, ты там. Впусти меня. Я знаю, ты там, вместе со своими истертыми чемоданами, в которых незаконченные стихи, разбитое сердце и выцветшее фото маленькой девочки, сидящей на балконе в Ницце. Это я, ты сотворил меня. Это ведь твои слова – в этой жизни умереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней. Ты должен выйти. Твой брат солнце осветит тебя, так же как бронзовые статуи в Москве и Уфе, к которым я пришла с цветами и слезами. Вот я здесь. Именно так ты говорил Бурлюку в Нью-Йорке и Элли в Ницце. Я повторяю сегодня – вот я здесь. Я объявляю о себе гордо, громко, я не нуждаюсь в представлении. "Daughter. Tochter. Fille. Дочка".
С. Бутман – Елена Владимировна Маяковская у нас сегодня в гостях. Вы получите книги с ее автографами. Я надеюсь, что этих книг будет больше. Я хотел бы прочитать сейчас, в самом конце маленькое послание от нашей слушательницы, от слушательницы из Владикавказа, она между нами и родиной Маяковского находится. Лиза, наша слушательница из Владикавказа: Благодарю вас, Елена. Вы для меня как вторая жизнь. Будьте счастливы, и хранит вас Бог". Будьте счастливы, и хранит вас Бог. Елена Владимировна, спасибо вам большое. Мы будем ждать и новых книг, и новых исследований. Мы будем хранить вот эту книгу. Главное, что встреча с вами, она нас убеждает, мне кажется, во многом. Спасибо большое. Елена Владимировна Маяковская была в гостях на "Эхе Москвы" в нашей программе.

Встречи, люди, наравы, судьбы....время

В свою очередь, Музей Маяковского в честь празднования 120-летия со дня рождения поэта преподнес Патрисии Томпсон подарок, для нее, пожалуй, никак не меньшей значимости. В выпущенном музеем альбоме «Семья Маяковского» опубликовано генеалогическое древо поэта, где впервые фигурируют его американская пассия Элли Джонс, их дочь Патрисия (Елена Владимировна) и внук Роджер Шерман-Томпсон. Таким образом, после многих лет недомолвок американская ветвь Маяковского официально признана в России.

Так случилось, что именно корреспонденту «Итогов» выпала почетная миссия лично вручить этот альбом Елене Владимировне Маяковской... Однако же все по порядку.

Как соединить точки?

Рядом с отцом. Патрисия Томпсон в мастерской художника Б. Коржевского на фоне картины «Последние минуты»

В гостях у Патриши - так по-американски произносят ее имя - я побывал в первый раз шесть лет назад. Как и прежде, она живет на Верхнем Манхэттене, в районе Вашингтон-Хайтс. Квартира ее - на первом этаже красивого жилого комплекса «Хадсон-вью гарденс», похожего на средневековую крепость. Баскетбольный рост, гордая осанка, крупные, резкие черты лица, брови вразлет, большие, чуть навыкате глаза. Ну просто копия Владимира Владимировича!


В жизни госпожи Томпсон - большие изменения. Два года назад, когда ей исполнилось 85 лет, она ушла на пенсию, оставив многолетнюю преподавательскую работу в Леман-колледже городского университета Нью-Йорка. Ее удостоили пожизненной почетной профессуры. Увы, Патрисия серьезно хворает, потому реже, чем раньше, выходит в свет.

Портрет Элли Джонс, нарисованный Маяковским,...
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

Рабочий стол завален бумагами. Хозяйка хочет, по ее выражению, «соединить все точки» и подарить архив Музею В. В. Маяковского в Москве, о контактах с которым говорила тепло и заинтересованно. Среди самых ценных «точек» - фотографии Элли Джонс русского и американского периодов, рисунки Маяковского, публикации в американской прессе, относящиеся ко времени пребывания Маяковского в Америке. Хозяйка с гордостью показывает шутливый рисунок Маяковского, на котором он заслоняет Элли Джонс «от прохожих». Этот рисунок в числе других включен в книгу Патрисии Томпсон «Маяковский на Манхэттене», выпущенную в Москве в 2003 году.

...и его же рисунок, на котором он закрывает свою любимую от взглядов других мужчин (из книги «Маяковский на Манхэттене. история любви»), - собственные свидетельства поэта об американском романе

Это в книжке - «от прохожих», а вслух она уточняет - «от других ухажеров»: «Моя мать была молодой и красивой, и он не хотел, чтобы кто-то занял его место в ее жизни». А вот рисунок, помещенный на обложку книжки: «Под молниями Элли Джонс Маяковский склоняет голову». Им Патрисия особо дорожит.


Несмотря на чисто американское имя, Элли Джонс - русская по крови. Настоящее ее имя - Елизавета Петровна Зиберт. Родилась в 1904 году в поселке Давлеканово в Башкирии в богатой семье потомков немецких протестантов-меннонитов (эту секту пригласила в Россию еще Екатерина Великая). Ее отец владел немалой недвижимостью. В один из приездов в Россию Патрисия побывала в Уфе, нашла особняк дедушки. Елизавета-Элли была «стройной, худой и хорошо сложенной, с густыми каштановыми волосами и огромными выразительными голубыми глазами» (цитирую по книжке «Маяковский на Манхэттене»). После революции работала в Уфе и Москве в гуманитарных американских организациях, где познакомилась и вышла замуж за англичанина бухгалтера Джорджа Джонса. Через какое-то время они уехали в Лондон, а потом в США.


В музее Маяковского об американской поездке рассказывают более официальные материалы
Фото: Александр Иванишин

Маяковский-путешественник ступил на американскую землю 27 июля 1925 года. Ему было 32 года. Через месяц на одной из вечеринок в Манхэттене поэт встретил Элли Джонс. 20-летняя русская эмигрантка к этому моменту жила отдельно от мужа-англичанина, хотя они и оставались друзьями.


«Да, конечно, Маяковский был влюбчив, - говорит Патрисия. - Новое чувство охватывало его мгновенно, он сгорал от страсти, не находил себе места, должен был быть рядом с объектом своего чувства ежечасно, ежесекундно. Именно так, стремительно, по восходящей, развивался его роман с моей мамой. Она мне рассказывала, как они гуляли по Нью-Йорку дни и ночи напролет, ходили в гости к Давиду Бурлюку и другим друзьям Владимира Владимировича, сидели на скамейках, слушали гарлемский джаз, ездили в летний лагерь для детей рабочих «Нит гедайге», в зоопарк в Бронкс, обедали в русских и армянских ресторанах, ссорились, мирились».



Юная Элли Джонс (Атланта, 1924 год). До встречи с Маяковским еще год...
Фото: Из личного архива Елены Владимировны.

Публикуется впервые.

Поэт придумал ей ласковые прозвища - Лозочка, Елка или Елкич. Элли Джонс вспоминала, что, когда у них уже некоторое время были близкие отношения, он спросил: «Ты что-нибудь делаешь - ты предохраняешься?» И она ответила: «Любить - значит иметь детей». На что Маяковский воскликнул: «О, ты сумасшедшая, детка!» Он уехал из Америки 28 октября 1925 года и больше никогда не возвращался. Через много лет Элли узнала, что Маяковский плыл в Россию худшим, четвертым классом. Свои последние доллары потратил на цветы, устлав на прощание всю ее кровать незабудками.


15 июня 1926 года в Нью-Йорке, в районе Джексон-Хайтс, родилась Элен Патрисия Джонс. Согласитесь, довольно просто «соединить точки», вспомнив даты пребывания Маяковского в Нью-Йорке.



Свидетельство о рождении Патрисии Томпсон
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

Патрисия показывает фотографию, на которой Элли Джонс запечатлена на пляже в купальном костюме, держащей за руку маленькую дочку. Снимок сделан в 1928 году в Ницце, куда «две Элли», как их ласково называл Маяковский, приехали отдыхать, а он нагрянул из Парижа их проведать. По данным биографов, могли они встретиться там же на следующий год, в конце марта 29-го, но, приехав в Ниццу, Маяковский не застал Элли и, расстроенный, отправился в Монако, где проиграл (есть такое свидетельство) все до последнего сантима. В его записной книжке записан их итальянский адрес. Планировал ли он туда приехать? Кто знает...

Любопытно, что второй муж матери Генри Питерс удочерил «маленькую» Элли, когда ей было уже 50 лет. Именно тогда она взяла себе теперешнее полное имя - Патрисия Дж. Томпсон. «Во мне много кровей и культур перемешалось, - говорит она. - Мать родилась в Башкирии, отец - в Грузии, первый мой отчим - британец, второй - немец».

Патрисия окончила Барнард-колледж, работала редактором в журналах. В 1954 году вышла замуж за Уэйна Томпсона-Шермана. Тот происходил из знатной американской семьи. После двадцати лет семейной жизни они развелись. Уэйн умер восемь лет назад. Роджер, ее сын от брака с Уэйном, по профессии адвокат, живет в двух кварталах от матери. Они очень дружны, часто общаются. Роджер женат, но своих детей у него не было, в начале 90-х он с женой ездил в Россию, хотели усыновить мальчика, не получилось. Вояж в Колумбию с этой же целью оказался успешнее: они привезли оттуда малыша, которого назвали Логан. Ему сейчас 20 лет, он учится бизнесу в университете. Бабушка Патрисия в нем души не чает. Под ее влиянием в школе Логан написал сочинение о Маяковском. Бабушка в шутку называет правнука поэта «революционером с двух сторон».

Рассказывая мне о своей профессиональной деятельности, Патрисия почти каждую тираду замыкала на Маяковском. «У нас с ним общие представления о метафоре». «В его стихах тоже борьба между публичным и интимным». «Он тоже любил детей».

ДНК и «версийки»

С момента трагического выстрела в 30-м и до начала 90-х в Советском Союзе об американской дочери поэта мало кто знал. Ну, целовал неистовый большевистский Дон Жуан каких-то заморских дамочек, с этим скрепя сердце мирились, но вот чтобы дети... Долгие годы хранилось санкционированное свыше глухое молчание, оберегавшее глянцевый имидж «лучшего, талантливейшего поэта нашей советской эпохи» (формулировка Сталина). Разве что в поэме его близкого друга Николая Асеева «Маяковский начинается» натыкались на такие вот странные строчки: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, будто где-то, в дальней-дальней Мексике, от него затеряно дитя».

Но никаких свидетельств, никаких документов не находили. Грешили на Лилю Брик, чьи колдовские чары магнетизировали поэта вплоть до рокового выстрела. Поговаривали, что, мол, пришла Лиля в опустевшую квартиру поэта и уничтожила все «сторонние» любовные письма и фотографии. Впрочем, не только ревность Лили Брик предположительная причина скудости документов, но и сама тогдашняя опасливая жизнь, когда, боясь навредить любимому, Элли призывала «дорогого Владимира» рвать все ее письма. Что же касается ее самой, то, как говорит Патрисия, «она была леди и хранила молчание, рассказала только мужу, и тот тоже вступил в заговор молчания». И лишь в начале 90-х американский роман Маяковского вместе с его отцовством из «слабенькой версийки» трансформировался в непреложный факт. В одной из записных книжек Маяковского на совершенно чистой странице карандашом написано только одно слово: «дочка».

Во время своего первого визита к Патрисии я имел неосторожность затронуть тему генов. Вы можете раз и навсегда заткнуть скептиков, сказал я, пройдя тест на ДНК, который подтвердит ваше биологическое родство. «Это оскорбительно для моей матери, и я никогда не сделаю этого, - парировала хозяйка, и я заметил, что она прерывисто задышала. - Оскорбительно об этом спрашивать, достаточно просто посмотреть на меня». Но ведь, продолжал я, скептики могут интерпретировать ваше нежелание пройти тест как... «Меня не интересуют их интерпретации! - закричала в полный голос Патрисия. - Мне они не нужны!» И с силой бросила о стол книжку, которую держала в руках. Раздался звук, похожий на выстрел. «Я им нужна, они мне не нужны. Это жестоко! Это несправедливо! Я профессор и добилась кое-чего в жизни сама! Если бы я была меркантильна, если бы меня интересовали деньги, я бы делала то, что сделала Франсин дю Плесси Грей. Она опубликовала фотографию моего умершего отца в каком-то идиотском журнале. Все почему-то думают, что его роман с Татьяной Яковлевой, матерью Франсин, был великим. Она спекулирует на связи ее матери с Маяковским, она на этом зарабатывает деньги! Я никогда такими вещами не занималась, мои мотивы бескорыстны. И, пожалуйста, не задавайте мне больше этот глупый вопрос! Меня он приводит в ярость».

Мне стало не по себе. Глаза ее сверкали молниями, вроде тех, которые рисовал ВВ. Но гнев пошел на спад, и я больше не лез на рожон. С одной стороны, получилось ужасно: я наступил на мозоль. С другой - воочию убедился, что темперамент у нее отцовский и лицо в момент ярости точь-в-точь как на знаменитой родченковской фотографии революционного поэта, где к губам его прилипла папиросина. Сама Патрисия соглашается, что взрывной темперамент - от отца: «Если отец - облако в штанах, то я - грозовая туча в юбке».

«Его убили»

Элли Джонс никогда больше в Россию не приезжала (она умерла в 1985 году). А вот ее дочь начиная с 1991 года, с наступлением perestroika, стала наведываться в страну, вроде бы победившую воспетый ее отцом социализм, но продолжающую ценить, пусть и без прежней державной истерии, гений поэта. За несколько приездов в Россию Патрисия с научной дотошностью изучила архивы, встретилась с несколькими людьми, знавшими Маяковского, участвовала во многих научных и общественно-культурных мероприятиях, ему посвященных. Она показывает массивный орден Михаила Ломоносова, которым награждена за укрепление российско-американских культурных и образовательных связей. «Я очень горжусь этой честью и в особенности тем, что получателем награды в сопровождающих бумагах я названа как Елена Владимировна Маяковская».

Заметила ли она перемены в отношении к Маяковскому в России? «Он выступал за социальную справедливость, честность, за уважение к труду, к людям, добывающим хлеб насущный, - говорит Патрисия. - Да, он атеист или заявлял, что был таковым, но, полагаю, проживи дольше, мог изменить отношение к Богу. Коммунизм, в идею которого он верил, разительно отличался от коммунизма, который практиковал Сталин. В поразительной пьесе «Клоп» заметно его разочарование в революции. Ведь идеи равенства и справедливости так и не реализовались. Это была трагедия Маяковского. Он посвятил свой огромный талант и страсть революции, но в какой-то момент увидел, что идеалы рухнули. Неудача юбилейной выставки «20 лет работы Маяковского», личные проблемы. Все наслоилось. Но он не покончил жизнь самоубийством. Я полагаю, его убили».

А как же, спрашиваю, знаменитая предсмертная записка, где про любовную лодку, разбившуюся о быт? «Записка заложническая, неправдивая. Он явно что-то скрывал. Он даже не упомянул в ней, что оставил нас с матерью без средств к существованию. Маяковский не мог совершить самоубийство из-за женщины, это абсурдно. Но если он и покончил с собой, что я оставляю как возможный вариант, то свел счеты с жизнью по другим причинам. Ведь он попал в немилость к властям. В чем я убеждена - о моем отце рассказывают массу небылиц, и к ним во многих случаях причастна Лиля Брик. Он любил многих женщин, в том числе и саму Лилю, любил очаровательную Полонскую...»

Кстати, старенькую Веронику Полонскую, последнюю любовь поэта, Патрисия навестила в Доме ветеранов сцены в Москве. Тогда, при встрече, рассказывает она, Полонская обронила: «Маяковский любил тебя и твою маму». - «А почему же, упомянув в предсмертной записке вас, не упомянул нас с мамой?» - «Он упомянул меня, чтобы защитить, и не упомянул вас, потому что не хотел привлекать к вам внимания. Он не стеснялся вас, он за вас боялся». Про упомянутую выше дочь Яковлевой писательницу Франсин дю Плесси Грей тоже одно время шептались, что она плоть от плоти любвеобильного русского поэта. Но даты никак не сходятся, получаются какие-то несуразные 17 месяцев беременности. Сама Франсин шутила: «Слоновье вынашивание».

По известной версии, которую мне озвучила Патрисия, не обошлось без интриги: встречу Маяковского с Татьяной в Париже устроили сестры Лиля Брик и Эльза Триоле, чтобы отвлечь его от Элли Джонс. Больше всего Брик опасалась возможной эмиграции Маяковского в США, что обрушило бы ее и Осипа благополучие. Но дата этой встречи и любви с первого взгляда - 25 октября 1928 года, а днем позже он пишет нежное письмо «двум Элли». «Много вокруг моего отца творилось необъяснимого, - говорит Патрисия. - В Америке и во Франции за ним следили, знали каждый его шаг. И в Нью-Йорке, и в Париже у него украли деньги. Такое нечасто случается, какое-то странное совпадение. Принимавший его в Нью-Йорке Хургин (советский работник Исайя Хургин, председатель правления Амторга. - «Итоги») утонул при подозрительных обстоятельствах в озере под Нью-Йорком, где ему было по колено. Что-то подобное могло и с ним, и с моей матерью произойти».

Несколько лет назад в зале манхэттенского центра «92 Y» Франсин дю Плесси Грей презентовала свою мемуарную книгу «Они» (Them) - о ее матери и приемном отце Алексе Либермане, легендарном арт-директоре журнала Vogue. Я не мог пропустить событие. В переполненном зале Патрисия махнула мне рукой - мол, есть местечко рядом, справа от нее. Так я оказался свидетелем ее переживаний. Франсин рассказывала о своих замечательных во многих отношениях родителях и, конечно же, коснулась романа ее матери с Маяковским и вообще его личности. Моя соседка то возмущалась, то недоумевала, то вздыхала, то - редко - одобрительно кивала. Когда же Франсин обронила, что Маяковский выстрелил себе в висок (оговорилась: он прострелил грудь), надо было видеть, как бурно отреагировала Патрисия. Она что-то шептала мне в ухо, но я не разобрал, поскольку слушал бенефициантку. Но вот Франсин сказала суховато: «У него, очевидно, была и есть американская дочь, имя которой я забыла (?!), она профессор и живет в Нью-Йорке». «Я здесь!» - громко объявила моя соседка. Ее час пробил. «Она здесь!» - крикнул Джулиан Лоуэнфелд, нью-йоркский адвокат и переводчик Пушкина, сидевший по левую руку от Патрисии. «И мать у меня русская!» - торжествующе добавила Патрисия. Головы недоуменно повернулись в ее сторону, раздались робкие аплодисменты... Американская дочь тянула руку, чтобы высказаться, но осторожные организаторы встречи ее «не заметили», видимо, опасаясь эксцессов. По завершении презентации Патриция подошла к Франсин за автографом на книгу, терпеливо выстояв очередь. Никакого скандала, никакой дуэли почтенного возраста русские американки, объединенные любовью русского поэта к двум красивым женщинам, их матерям, не устроили.

«Маяковскому нравилось ощущать себя отцом, - сказала мне при нашей первой встрече Патрисия. - Ему нравилось держать на коленях маленькую девочку. В одной из его рукописей в архиве я увидела нарисованный им цветок. Поразительно, именно такие цветы я рисовала с детства. Вот она, генетическая память. Я не соревнуюсь, кого он любил больше. Но если меня спрашивают, кто любил его больше, то я утверждаю: моя мать. Она хранила молчание. Она могла сделать аборт и не сделала. И вот родилась я - свидетельство ее любви к нему...»



Дочь похожа на отца так, что все сомнения рассеиваются с первого взгляда (Патрисия Томпсон в колледже, 1948 год)
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

В Музее Маяковского в Москве хранятся вещи, переданные Патрисией Томпсон во время ее приездов в Россию. Это, например, рубашка, вышитая Элли Джонс в русском стиле, деревянная ложка, ее сапоги и пепельница из лагеря отдыха «Нит гедайге», где они с ВВ побывали. Но директор музея Надежда Морозова считает, что и предложенный Патрисией дар может оказаться очень важным. Пока же «американский уголок» экспозиции выглядит довольно скромно. «В наших нескольких изданиях, приуроченных к 120-летию Маяковского, мы, конечно же, касаемся его американской поездки, - сказала Надежда Морозова. - Уверена, их бы очень украсили подробности из мемуаров Элли Джонс, фотографии и документы из архива Патрисии. Ведь именно Джонс как переводчица сопровождала поэта в его поездках по Америке. Ее воспоминания о поэте, надиктованные дочери, для нас особенно ценны».

Вернувшись из Москвы в Нью-Йорк, я заехал к Патрисии. Вручил ей по просьбе Надежды Морозовой юбилейный альбом с генеалогическим древом Маяковского, где теперь уже есть ее мать, она сама и ее сын. «Моя мамочка», - прошептала она по-русски и заплакала. Немного успокоившись, сказала: «Это такой важный момент моей жизни. Мама все годы, вплоть до смерти, очень страдала - от невозможности открыться, из-за боязни поставить под угрозу мое благополучие. Два моих приемных отца знали от нее эту тайну, но тоже держали рот на замке и очень тактично и нежно ко мне относились. Маяковский, мой отец, нас тоже оберегал, хранил все связанное с нами в строжайшей тайне. Но я знаю, он очень любил мою маму».

Москва - Нью-Йорк


«Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился… Целую вам все восемь лап», - это отрывок из письма Владимира Маяковского, адресованного его американской любви – Элли Джонс и их общей дочери Хелен Патрисии Томпсон. О том, что за океаном у поэта-революционера есть ребенок, стало известно только в 1991 году. До этого Хелен хранила тайну, опасаясь за свою безопасность. Когда стало можно говорить открыто о Маяковском, она посетила Россию и посвятила свою дальнейшую жизнь изучению биографии отца.


Русское имя Патрисии Томпсон – Елена Владимировна Маяковская. На закате жизни она предпочитала именовать себя именно так, ведь у нее, наконец, было законное право заявить о том, что она дочь известного советского поэта. Елена родилась летом 1926 года в Нью-Йорке. К этому времени американское путешествие Маяковского в США подошло к концу, и он был вынужден вернуться в СССР. За океаном у него случился трехмесячный роман с Элли Джонс, русскоязычной переводчицей, немкой по происхождению, семья которой вначале приехала в Россию по приказу Екатерины, а после – эмигрировала в США, когда грянула революция.



На момент знакомства Элли с Владимиром она состояла в фиктивном браке с англичанином Джорджем Джонсом (он и помог ей эмигрировать из России вначале в Лондон, потом в Америку). После рождения Патрисии Джонс проявил участие и дал девочке свою фамилию, так у нее появилось американское гражданство.

Патрисия всю жизнь была уверена, что мать хранила тайну ее происхождения, опасаясь преследований со стороны НКВД. По этой же причине, как ей кажется, сам поэт не упомянул их в завещании. С отцом Патрисия встретилась лишь раз, ей тогда было всего три года, они приезжали с матерью в Ниццу. Ее детские воспоминания сохранили трогательные моменты встречи, радость, которую испытал поэт, увидев собственную дочь.


Елена Владимировна посетила Россию в 1991 году. Тогда она с интересом общалась с дальними родственниками, литературоведами, исследователями, работала в архивах. Читала биографии Маяковского и пришла к мысли, что очень похожа на отца, тоже посвятила себя просветительству, служению людям. Елена Владимировна была профессором, читала лекции об эмансипации, издала несколько учебных пособий, редактировала романы фантастов и работала в нескольких издательствах. Все воспоминания, рассказанные о Маяковском матерью, сохранились у Елены Владимировны в качестве аудиозаписей. Основываясь на этом материале, она подготовила издание «Маяковский на Манхэттене».

https://static.kulturologia.ru/files/u12645/Patricia-Thompson-4.jpeg" alt="Портрет Елены Владимировны Маяковской. Фото: Peoples.ru" title="Портрет Елены Владимировны Маяковской. Фото: Peoples.ru" border="0" vspace="5">


Роджер надеется, что у него будет достаточно времени, чтобы со временем издать книгу о своей матери, название для нее уже есть – «Дочка». Именно это слово – единственное упоминание о Елене в дневниках Маяковского. Когда-то Елена Владимировна обмолвилась, что Лиля Брик сделала все возможное, чтобы уничтожить любые свидетельства об американской истории. Но, листая архивы, ей удалось в одном из дневников найти сохранившийся лист, на котором было написано лишь это слово.

← Вернуться

×
Вступай в сообщество «lenew.ru»!
ВКонтакте:
Я уже подписан на сообщество «lenew.ru»